В истории человечества существовало множество цивилизаций (Древний Египет, Шумер, Древняя Индия, Древний Китай, арабо-мусульманский Восток, средневековая Западная Европа и пр.), культура которых в подавляющем большинстве случаев была традиционной. Это значит, что в них социальное кодирование носило личностно-именной и профессионально-именной характер, что консервировало существующие технологические навыки и значительно тормозило введение технических инноваций. Несмотря на самобытность, этим цивилизациям присущи некоторые общие черты: во-первых, они были ориентированы на воспроизводство сложившихся социальных структур и образа жизни; во-вторых, инновации не обладали высшей ценностью; в-третьих, в поведении и мышлении доминировали традиционные образцы и нормы, концентрирующие опыт предков; в-четвертых, изменение видов средств и целей деятельности происходило весьма медленно; в-пятых, в общественном и индивидуальном сознании господствовали сакральные, религиозно-мифологические представления и канонизированные стили мышления, что содействовало стабильности социокулътурной системы; в-шестых, первоначальные формы научного знания формулировались и излагались в виде рецептуры для имеющихся форм деятельности; в-седьмых, из-за особенностей социокультурной практики не сложилась развитая наука с ее теориями и нацеленностью на открытие новых объектов исследований. И вдруг в процессе исторической эволюции появляется удивительная социокулътурная система, обладающая иным уровнем социальной динамики и невиданным для традиционных систем темпом прогресса. Данная социокулътурная система, как отмечалось выше, является гетерогенной и характеризует круг европейских культур. Другими словами, возникает «техногенная» цивилизация, которой присуще быстрое изменение техники и технологий в силу систематического использования в производстве научных знании (В.С. Степин). Именно систематическое применение научных знаний в производстве приводит к техническим, а затем и научно-техническим революциям, что кардинально меняет отношение человека к природе и системе производства. С развитием техногенной цивилизации ускоряется обновление искусственно созданной человеком для своей жизнедеятельности предметной среды (или, как говорят, «неорганического тела человека», «второй природы человека»). Это, в свою очередь, способствует росту динамики социальных связей, относительно быстрой трансформации стилей жизни и мышления, формированию новых образцов и ценностей. Возникновение западноевропейской техногенной цивилизации представляет собой одну из загадок науки. В ее основе лежит целый комплекс материальных и духовных факторов, существенным из которых является экономический, ибо он сыграл немалую роль в экономическом подъеме средневековой Западной Европы. «Экономический рывок Западной Европы в доиндустриальную эпоху, пишет В.А. Мельянцев, один из величайших и по-прежнему загадочных феноменов мировой экономической истории. В самом деле, почему и как отсталая, бедная, полудикая периферия Евразии, какой, по существу, была Европа во второй половине первого тысячелетия н.э., сумела к началу промышленной революции значительно продвинуться вперед, догнав и перегнав другие, прежде могущественные империи и государства, обратив некоторые из них в колонии и зависимые страны?» В своей фундаментальной работе «Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность» он отмечает, что к началу нынешнего тысяч. 1е-тия отставание западной от восточной и южной частей Евразии было значительным: по душевому ВВП - по меньшей мере двукратным; с учетом иных показателей, включающих уровень развития культуры и грамотности населения, общий разрыв достигал, возможно, двух-трех кратной величины. На основании громадного статистического материала В.А. Мельянцев показывает, что в крупных странах и регионах Востока, за исключением, пожалуй, Передней Азии и Северной Африки, в первые семь-восемь веков нашего тысячелетия наблюдался в тенденции не медленный (как в древности) и тем более не замедленный (т.е. затухающими темпами, переходящими в стагнацию, регресс), а ускоренный рост производительных сил (совокупного производства, богатства, численности населения, производительного и потребительного потенциалов). В сравнении с быстрой и бурной экономической, социальной, географической и духовной экспансией стран Запада, этот процесс на Востоке был ничуть не менее динамичным; особенностями процесса было то, что он происходил за счет экстенсивного расширения производства при возможной стагнации или некотором снижении подушевого уровня производства и совокупной производительности. Это во многом определялось, как показывают исследования, ухудшением состояния экологической среды, истощенной не одним тысячелетием антропогенного воздействия; Одной из первых известных в истории экологических катастроф было исчезновение в первые века нашей эры моллюсков-багрянок у Палестинского побережья. Колонии этих безобидных и не используемых в пищу животных интенсивно разрабатывали для получения краски - «императорского пурпура», которой наносилась пурпурная полоса на римских тогах - претекстах. – Ред. уменьшением продуктивных возможностей некогда гибких, адаптивных и достаточно жизнеспособных социальных систем, подвергшихся на протяжении последнего тысячелетия жестоким социоесте-ственным шокам, усилившим процессы их «естественной» деградации; слабым, неадекватным развитием энергоинформационного потенциала индивида, испытавшего на себе негативное влияние вышеперечисленных факторов. Между тем - и это особенно подчеркивает В.А. Мельянцев - прогресс стран Запада, реализация ими сначала догоняющего, а затем и перегоняющего развития (по отношению к Востоку) в течение семи-восьми столетий, предшествовавших промышленной революции, были главным образом вызваны эффектом «раскованного Прометея», высвобождения творческой энергии личности, усилением роли интеллектуальных и духовных элементов производительных сил. Техногенная цивилизация начала свой разгон в ХУП-ХУШ вв. - эпоху первой промышленной революции, становления науки нового времени и ранних буржуазных революций. Однако предпосылки закладывались развитием европейской культуры гораздо раньше. Необходимо обратиться к предыстории техногенной цивилизации, чтобы ответить на вопрос: почему родиной современной науки является европейская культура? Известный английский историк и социолог науки Дж.Нндэм формулирует его так: почему не возникло экспериментально-математическое естествознание влоне китайской цивилизации, которая характерна и искусными ремесленниками, и гонкими мыслителями, и математическими достижениями? В своей статье «Математика и наука в Китае и на Западе» он в концентрированном виде рассматривает отношение математики к естествознанию в аграрно-бюрократическом Китае и торгово-капиталистнческой Европе эпохи Ренессанса. Дж.Нидэм делает попытку ответить на вопрос: почему именно в Европе произошло соединение математики с экспериментом? Это соединение получило свою классическую форму в галилеевском методе. Согласно Дж.Нидэму, древнекитайская математика, математика вавилонян, египтян, индусов, арабов, греков и европейского средневековья в корне отличны от европейской математики Нового времени, отражающей не «бытие», а «становление». Китайские ученые занимались решением конкретных, практических задач, не уходя в сферу абстрактного интеллекта. Землемерные работы, постройка дамб и каналов, взимание налогов, работа над календарем и есть почва, взрастившая древо китайской математики. Вместе с тем нужно отметить, что китайскую математику характеризует стремление к постижению истины как таковой, но, в отличие от математики античных греков, ее истины не были сформулированы на абстрактно-упорядоченном языке. Становление современной науки есть результат синтеза естествознания не с математикой вообще, а с математикой, построенной по образцу логической дедуктивной геометрии греков (Б.Нелъсон). Появление работ Галилея положило конец органическому восприятию мира как законченного и иерархически упорядоченного целого. Конкретно-чувственные представления пространства и времени, присущие европейскому средневековому мировосприятию, были заменены абстрактно-геометрическим пониманием пространства, времени и движения. Галилеевскпй экспериментально-математический метод представляет собой союз практики ремесленников и теории. Анализ компонентов галилеевского метода дает картину становления техники экспериментирования у искусных мастеров-ремесленников, инженеров-художников и архитекторов (Ф. Брунеллески, Б. Челлини, Н. Тартальи, Г. Агриколы, Р. Лормана). Они выражали в количественной форме результаты исследований природы, подготавливали эмпирические данные к приложению математических методов. В культуре ренессансной Европы с ее духом нарождающейся буржуазии был осуществлен синтез разрозненных компонентов науки практического знания и строгой математической формы. Весомый вклад в это внесли как практика, так и теория архитектуры. В качестве модели архитектуры итальянского Ренессанса была принята платоновская концепция пространственно-временного континуума универсума (об этом свидетельствуют архитектурные теории Л. Альберта и др.) (К. Ван Вен). Платоновский мир - это геометрически упорядоченный мир. Геометрия и объективность явились средством рационального понимания универсума. В этом случае архитектурный мир (мир города), созданный человеком, стал материальной репрезентацией самосознания ренессансной культуры, отбросившей путы схоластического мышления. Методы логической дедуктивной геометрии способствовали в эпоху Ренессанса десакрализации многих сфер жизнедеятельности человека: искусства, науки и др., а также придали научному знанию статус универсальности. В своем капитальном многотомном труде «Наука и цивилизация в Китае» Дж.Нидэм подчеркивает универсальность современной науки в противоположность более старой восточной научной традиции: «Сегодня для мира жизненно важно понять, что в семнадцатом столетии Европа дала толчок не специфически «европейской» или «западной» науке, но универсально ценной всемирной науке, так сказать, «современной» науке, противопоставляющейся наукам древности и средневековья. Эти последние несли на себе неизгладимые следы этнических традиции и представлений. Их теории, более или менее примитивные в своей основе, вырастали из породивших эти науки культур и не могли найти единой субстанции выражения. Лишь когда была открыта базисная техника исследований, когда метод научного подхода к явлениям Природы был понят во всей его полноте, наука смогла разделить с математикой ее абсолютную универсальность и обрести в своей современной форме дом на любом меридиане, стать общим светом и наследством для всех рас и народов». Ответ на вопрос, почему новая, ньютоново-галилеевская наука не возникла в Китае, несмотря на то, что там были сделаны многие открытия в области науки и технологии, коренится, по Дж.Нидэму, в особенностях китайского средневекового социума. Во-первых, Китай, несомненно, имел преимущество перед Европой в технологии со II по XV в. Главный фактор здесь - независимость китайской экономики от труда рабов, поэтому технологические новшества могли включаться в производство без существенных деформаций. В Риме же распространение изобретений, повышающих производительность труда, блокировалось самой системой производственных отношений. Другой важный фактор - специфика культурных онтологии: установка даосизма на созерцание природы (она считалась сакральной) содействовала получению многих достижений в области фармакологии, медицины, алхимии, иногда даже физики. Концепция даосизма о невмешательстве в естественный ход событий природы препятствовала формированию понятия «закон природы», вместе с тем она лежит в основе идеи действия на расстоянии, облегчившей открытие и использование магнетизма и изобретение сейсмографа. Третьим фактором было конфуцианство, тесно связанное с имперской бюрократией. Оно санкционировало деятельность по составлению календарей и постройке каналов и дамб (жизненно важных для Китая в условиях муссонного климата), что привело к значительному прогрессу в сфере использования технологий гидродинамических закономерностей. Во-вторых, в Китае отсутствие купеческого сословия повлекло за собой отсутствие экспериментального исследования природы. Эта особенность китайского социума связана с ролью бюрократии в структуре управления обществом. Китайский город управлялся губернатором, назначаемым центральным правительством, а не бургомистром, выбранным гильдиями, и магистратом. Купечество в Китае не имело прав, связанных с властью, кроме того, занятия торговлей весьма низко котировались в традиционной системе ценностей китайского общества. Сыновья купцов стремились попасть в ряды бюрократов, да и чиновники контролировали деятельность торговцев. Все это препятствовало образованию влиятельного и независимого торгового сословия. Как и купцы, на одной из последних ступеней социальной иерархии находились и ремесленники. Именно их деятельность могла бы стать зачатком экспериментального метода. Однако их среда постоянно обеднялась, так как наиболее способные из сыновей ремесленников поглощались разбухающим слоем чиновничества. Поэтому и не произошло синтеза «количественного» отношения к миру вещей и явлений и стремления находить для всего единую численную меру, которое зарождалось в Европе в сфере торговли и ремесла. В Китае гак и не выделился специфический слой «расчетчиков» и «приобщенных к математике техников и ремесленников», явившийся в Европе предтечей будущих сообществ ученых. Традиция созерцательного исследования природы не была сплавлена с меркантилизмом, который мог бы инициировать появление новых форм се познания. В-третьих, в китайской онтологии отсутствовала идея «закона природы». Данная особенность обусловлена юридическим оформлением жизни китайцев само понятие закона в Китае отличалось от понятия закона, выработанного западноевропейской культурой. В Риме закон являлся абстрактной системой норм, стоящей над людьми и одинаковой для всех: империя выступала конгломератом различных народностей, и универсальная система права была призвана осуществлять интегрирующие функции. Китай же представлял собой довольно однородное образование, следовательно, ему не было нужно право в такой функции. Китайская культура, в основе которой лежала идея всеобщей связи, «беспричинной регулярности», была чужда идее закона как всеобщей и высшей универсалии. В-четвертых, китайская мысль неспособна была прийти к «галилеевскому», экспериментально-математическому стилю мышления. В Европе этот переход обусловливался как наличием слоя «ремесленников», овладевших количественным подходом к явлениям природы, так и существованием греческой традиции абстрактно-дедуктивного мышления, обогащенной впоследствии интенсивным развитием логического анализа мыслителями схоластического периода. Несмотря на то, что европейская мысль после взлета в XIII в. испытала длительный период стагнации, достижения этой эпохи не были забыты, в дальнейшем они переосмыслялись и обновились. Таков в общем виде данный Дж.Нидэмом анализ факторов, оказавших влияние на формирование специфических особенностей китайской культуры. Он основан на работах Э. Дюркгейма, М. Вебера, Г. Мейна и М. Мосса, в нем ключевыми понятиями при объяснении генезиса современной науки являются «рационализм» и «универсализм». Этот генезис тесно связан со все более полной рационализацией мыслительной деятельности, с появлением таких ее областей, которые не подвержены влиянию групповых и национальных интересов, политических и геологических ограничений. Наука становится заметным фактором жизни общества, когда ученые чувствуют себя вполне свободными как в психоло-гическом плане, так и в плане реального социального статуса, чтобы заниматься поисками внеличностных истин. Для понимания генезиса современной науки весьма плодотворным является анализ взаимосвязи и взаимодействия культур Европы и Востока, что и делает американский исследователь Б. Нельсон в ходе обсуждения работ Дж.Нидэма. Особое внимание он уделяет эпохе «Ренессанса двенадцатого века», включающей крестовые походы (XII- XIII вв.). По мнению Б. Нельсона, эта эпоха непосредственное начало современной европейской культуры, ибо тогда происходят: 1) рост самостоятельности городов; 2) становление третьего сословия как значительной экономической и политической силы; 3) поворот к правам и свободам личности: 4) быстрое распространение образования. К тому же крестовые походы привели к интенсивному взаимодействию европейской культуры с культурой арабского Востока. В Западную Европу проникли идеи арабской математики, основанной на использовании десятичной системы исчисления, и сохраненные и развитые арабскими математиками алгебраические и геометрические теории античности. «В течение многих столетий, - подчеркивает Б. Нельсон, - Запад был подведен к полной перестройке основ мышления и деятельности». В свое время М. Вебер обратил внимание на новые формы управления жизнью общества, выработанные на Западе и невозможные для древних цивилизаций Востока, на роль рационалистического и универсалистского подхода к пониманию событий, на связь христианской теологии XIII в. с поисками единых универсалий, управляющих миром и познаваемых человеком. Опираясь на веберовское замечание, Б. Нельсон характеризует эпоху «средневекового Ренессанса» как «эру кристаллизации новых структур мышления, которые могут быть описаны как рационализирующие и рационализированные структуры и которые стали все более доминировать над структурами, основанными на вере, и структурами, имеющими сакрально-магическую основу». Главное в данном процессе духовного обновления - замена установки на обоснование явлений путем апелляции к воле создателя установкой на рациональное объяснение основ веры, рациональное оправдание действий и мнений людей, рациональную интерпретацию явлений природы. Идут поиски рационально понятых универсалий, этим занимаются Ансельм, Абеляр, Фома Аквинский и др. Происходит расширение коммуникаций между различными школами в теологии и философии. Интеллектуальный климат этой эпохи характеризуется установкой на поиски универсально истинного знания во всех сферах бытия и на всех уровнях его постижения человеком, на примирение всех противоречий в едином объемлющем синтезе, что проявилось в составлении многочисленных «Сумм» и «Энциклопедий». При сравнении культурных путей Европы и Китая в глаза бросается роль абстрактного мышления, основой которого служит «греческое наследство» и без которого невозможно возникновение любой формы научной деятельности. Традиция свободного и осознанного поиска истины, выработанная и внесенная греками в мировую культуру, чужда китайской мысли, ограниченной всевозможного рода барьерами, начиная семейными и кончая интеллектуальными. Интенсивное освоение европейцами в XIII в. греческого наследия привело уже в следующем столетии к появлению школ с логико-математической и физической ориентацией (основные из них возникли в Мертон-колледже, Оксфорде и Сорбонне). Универсальность греческой философии и науки, универсальность римского права и политической теории характеризует наследие, которое постепенно сплавилось в новых структурах европейского мира. Таким образом возникли новые формы отношения человека к бытию, неизвестные в странах Востока. Не менее существенно для становления современной европейской культуры (а следовательно, и современной науки) явление «фратернизации» (оно рассмотрено М. Вебером), характерное для того слоя официальной идеологии католической церкви, который утверждал равенство всех людей и народов перед лицом религии. Это явление обусловило, в частности, большую однородность населения средневекового европейского города, чем городов Китая, а также большую свободу горожан в общении и обсуждении насущных дел. Последнее привело затем к установлению значительных академических свобод европейских университетов, к расцвету в них традиций свободных дискуссий. К этому следует добавить и значимость понятия божественного закона, который являлся в рамках европейской культуры предтечей понятия закона природы. Заключая свой анализ, Б. Нельсон пишет следующее: «Суть проведенного обсуждения можно выразить в одной фразе: без Абеляра, Роджера Бэкона могло бы не быть и Галилея. Наиболее важные предпосылки великих достижений эпохи, начавшейся Коперником и-завершившейся Ньютоном, были заложены еще в эпоху Высокого средневековья, когда была достигнута конкретная универсальность во всех сферах бытия и мышления, во всех областях жизни - как частной, так и общественной. Важные и даже революционные достижения средневекового Ренессанса оказались теми вибрациями, которые породили могучие волны науки и философии XVI и XVII столетий». Культурная традиция Западной Европы представляет собой синтез многих компонентов, каждый из которых был весьма существен для реализации европейского феномена. Речь вдет об античном наследии (концепция свободы, институты демократии, частное и публичное право, научно-технические изобретения, достижения в области литературы и искусства), «восточном» технологическом трансферте (заимствование и творческая адаптация европейцами ближневосточных, индийских и китайских инноваций), «германском» факторе (этническое обновление носителя европейской культуры, привнесение «свежей энергии»), широком распространении иудео-христианских традиций и системы ценностей. Для нашей проблемы генезиса современной науки немалое значение имеет последний компонент западноевропейской культуры из перечисленных. Иудео-христианская традиция, которая в течение длительного времени овладевала европейским культурным пространством, придала, как показывают исследования А.И. Фурсова и др., импульс движению европейского исторического субъекта. Ведь в отличие от иных религиозных и этических систем в иудео-христианской системе время является сугубо линейным, а не циклическим. Для древнегебрайского сознания характерно то, что мир имеет начальную и конечную точку, т.е. мир движется в необратимом направлении, носит исторический характер. Таким образом в западноевропейскую культуру была внесена в качестве одной из фундаментальных ценностей идея прогресса и возможности рационального освоения мира, что на практике означало дециклизацию социального времени (о чем шла речь в одной из первых лекций).
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ПРОИСХОЖДЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ» з дисципліни «Історія науки і техніки»
