Экзистенциальное направление в пси хологии и психотерапии не имеет столь явно очерченных границ, как ранее упоминавшиеся подходы. Под определение, приводимое в учебнике К. Холла и Г. Линдсея (1997, с. 310), — «Экзистенциальную психологию можно опре делить как эмпирическую науку о человеческом существовании, использу ющую метод феноменологического анализа» — подпадают многие современ ные направления психотерапевтической работы. На этом основании авторы «Психотерапевтической энциклопедии» полагают, что экзистенциальная пси хотерапия — это «собирательное понятие для обозначения психотерапевти ческих подходов, в которых делается упор на "свободную волю", свободное развитие личности, осознавание ответственности человека за формирование собственного внутреннего мира и выбор жизненного пути» (1998, с. 690- 691). Действительно, если считать, что экзистенциальные направления изу чают проблемы существования человека и фокусируются при этом на «сво бодном субъекте», то тогда едва ли не все направления современной гумани стической психологии следует считать экзистенциальными. Так, впрочем, и происходит: например, гештальт-терапия часто считает себя экзистенци альным подходом, а вся гуманистическая психология нередко вообще обозна чается как экзистенциально-гуманистическая. Однако, когда речь идет о пер соналиях, картина становится более определенной. Далеко не все гуманисти ческие психологи объявляются экзистенциалистами, но практически неизмен но в качестве таковых называются имена Л. Бинсвангера, В. Франкла и Р. Мэя, к которым обязательно надо добавить Дж. Бюдженталя и И. Ялома. Пробле ма дифференциации в общем гуманистическом движении в психологии дав но уже является предметом дискуссий, в том числе и вокруг того, «сколько» гуманистических психологии существует. Интересный анализ, выполненный Д. Леонтьевым, выделяет ряд критериев, отличающих экзистенциальное на правление в рамках гуманистической психологии от того ее направления, которое условно может быть обозначено как «личностно-центрированный подход» (Леонтьев, 1997). Эта и другие работы, на наш взгляд, не оставляют сомнений в правомерности выделения самостоятельного направления экзи стенциальной психологии и экзистенциальной психотерапии. Другое дело, что в известном смысле вся современная психология, особенно в ее практиче ском выражении, имеет, так сказать, «экзистенциальное измерение», «экзи стенциальный вектор», учитывающий самые сущностные стороны человече ского существования. Дальнейшее наше изложение относится к экзистенциальному направле нию в практической психологической помощи человеку в ее узком самостоя тельном значении. Своеобразие экзистенциальной психологии и психотера пии наиболее явно обнаруживается в феноменологии, на которой она фоку сируется. Чтобы продемонстрировать отличие понимания сути базисного конфликта человека в экзистенциальной психологии, выдающийся психоте рапевт экзистенциального направления И. Ялом сравнивает его с описанием базисного конфликта в психоанализе. Если в классическом психоанализе ос-Глава 10. Работа с конфликтами: психологическая традиция 3 9 9 новной конфликт человека — это конфликт между подавленными инстинк тивными устремлениями, если в неофрейдистской трактовке — это конфликт с интернализованными значимыми взрослыми, то экзистенциальный подход считает, что базисный конфликт человека — это «конфликт, возникающий вследствие столкновения индивидуума с данностями существования» (Yalom, 1980, р. 8). Что такое данности существования? В каком-то смысле задача по нимания природы данностей нашего существования не трудна. По Ялому, ос новным методом этого понимания является личная рефлексия. Ее условия просты: уединение, молчание, время и свобода от повседневных отвлекаю щих факторов, которыми заполнен обыденный мир каждого из нас. Если мы сможем отойти, отвлечься от повседневности, глубоко погрузиться в раз мышления о нашей «ситуации» в мире, о нашем существовании, наших огра ничениях и возможностях, если мы достигнем при этом самых основ, мы столкнемся с «глубинными структурами», с данностями нашего существова ния. Этот процесс рефлексии может быть инициирован, «запущен» какими- то событиями, такими, например, как столкновение с чьей-то смертью, или принятие важных необратимых решений, или разрушение некоторых фунда ментальных смыслообразующих моделей (схем), в общем, тем, что часто обо значают как «пограничные» ситуации. Свою знаменитую книгу «Экзистенциальная психотерапия» (1980) И. Ялом посвящает рассмотрению четырех данностей, четырех первичных проблем человеческого существования — смерть, свобода, изоляция и бессмыслен ность. Именно столкновение человека с этими проблемами и порождает экзи стенциальный конфликт. Проблема смерти, возможно, наиболее очевидная из всех названных, соот носится с ключевым экзистенциальным конфликтом между осознанием не избежности смерти и желанием продолжать быть. Другая первичная проблема человеческого существования — это проблема свободы. Обычно свобода рассматривается как очевидно позитивный кон цепт, то, за что борются и о чем мечтают. В экзистенциальном смысле свобода есть отсутствие внешней структуры. В противоположность обыденному опы ту экзистенциалисты считают, что человеческие существа не входят в хорошо структурированный универсум со свойствен ной ему схемой строения (и не покидают его). Скорее индивид является автором, ответст венным за свой собственный мир, способ жиз ни, выбор и действия. Свобода в этом смысле означает, что нет никакой основы, нет ника кой почвы; и мы оказываемся в ситуации про тиворечия между нашим желанием основы и структуры и нашим столкновением с отсутст- Серьезные проблемы жизни, однако, никогда полностью не разрешаются. Если кажется, что они разрешены, это явный знак, что что-то упущено. Зна чение и цель проблемы состоят не в ее разрешении, а в нашей постоянной ра боте над ней. К. Юнг вием этой основы. Третья первичная проблема — это экзистенциальная изоляция, означаю щая не межличностное одиночество или внутриличностное отчуждение от 4 0 0 Часть III. Разрешение конфликтов частей своего «Я», но фундаментальную изоляцию от других существ и от этого мира. Независимо от того, насколько тесно, близко мы связаны с окру жающими, всегда остается последнее, непреодолимое расстояние, и мы в оди ночестве начинаем наше существование в этом мире и в одиночестве его за канчиваем. Экзистенциальный конфликт — это напряжение между нашим осознанием своей абсолютной изолированности и нашим желанием контакта, защиты, нашим желанием быть частью большого мира. Проблема смысла является еще одной первичной проблемой или данно стью существования. Действительно, задается вопросом Ялом, если мы долж ны умереть, если мы сами создаем свой мир, если каждый из нас изначально одинок в этом безразличном универсуме, в чем тогда смысл нашей жизни? Если он никак не предопределен, значит, каждый из нас должен сам создать свой смысл жизни. Экзистенциальный динамический конфликт проистекает из дилеммы ищущего смысл существа, находящегося в не имеющем смысла универсуме. Напомним знаменитое высказывание В. Франкла: «У каждого времени свои неврозы — и каждому времени требуется своя психотерапия» (Франкл, 1990, с. 24). Р. Мэй пишет, что если для прошлого был характерен тип пациентов, которых нередко пугал контакт с окружением и они жили в своем узком жизненном пространстве, то в наши дни конформизма и челове ка, направленного вовне, доминирующий невротический паттерн принимает противоположную форму растворения в социальных контактах и идентифи кации с другими людьми, что грозит человеку утратой собственной сущно сти. Мэй называет подобные явления психо-культурным феноменом органи зационного человека, существование которого подчинено функционирова нию (May, 1983, р. 21-22; р. 95). Мэй считает, что с проблемой свободы глубоко связано состояние тревож ности. Он ссылается на высказывание Кьеркегора о том, что тревожность — это реальность потенциальной свободы, прежде чем свобода материализует ся. Тревожность всегда содержит внутренний конфликт, конфликт между бытием и небытием, и появляется тогда, когда индивид сталкивается с воз никающими возможностями реализации своей экзистенции. Однако те же са мые возможности предполагают разрушение имеющейся безопасности, что порождает тенденцию отказа от нового потенциала. Тревожность, по Мэю, является состоянием индивида, сталкивающегося с проблемой реализации своего потенциала. Если же он отказывается от своих возможностей или тер пит неудачу в реализации этого потенциала, то переживает чувство вины. Ви на, таким образом, является онтологической характеристикой человеческого существования (May, 1983, р. 111-112). К. Холл и Г. Линдсей называют это «великой дилеммой», с которой сталкивается каждый человек, и так описы вают ее в формулировке Босса: Человек изначально виновен. Его изначальная вина берет начало с рождения. Именно тогда он начинает быть в долгу перед своим Dasein, насколько это касает ся его способностей и всех возможностей жизни. В этом смысле человек остается Глава 10. Работа с конфликтами: психологическая традиция 4 0 1 виновным всю свою жизнь — то есть должным в отношении всех требований, уго товленных будущей его жизнью, до последнего дыхания... Каждое действие, каж дый выбор означают отвержение других возможностей, также принадлежащих че ловеческому существованию в данный момент... Экзистенциальная вина человека состоит в невозможности выполнить наказ реализовать все свои возможности (Босс, цит. по: Холл, Линдсей, 1997, с. 325). По Мэю, онтологическая вина в той или иной мере присуща всем и берет свое начало в самоосознавании. Ее, однако, не следует смешивать с невроти ческим чувством вины, и в целом онтологическая вина имеет конструктивное значение для личности (May, 1983, р. 116). Основной задачей терапевта яв ляется помощь человеку в осознавании себя и своего существования в этом мире. Приведем в качестве примера фрагмент психотерапевтической беседы Дж. Бьюдженталя со своим пациентом Ходом, в котором терапевт пытается стимулировать процесс движения пациента к лучшему осознанию своей субъ ективности. — Джим, думаю, что теперь я лучше, чем когда-либо раньше, понимаю, что значит находиться внутри самого себя, но это все еще остается для меня недоступным. Мне просто хотелось бы получше за это уцепиться. — «Уцепиться за это»... Вы так сказали, как будто это какая-то вещь или предмет, за который можно уцепиться. — Да, и... Ну, ладно, уцепиться за мою... за идею... за свое понимание того, как быть внутри себя, быть субъективным или как там. Просто не знаю, как это сказать, но смысл в том... — Хол, не хочу придираться к словам, но думаю, есть важная причина, по которой вы говорите о цепляний за «это» как за некий предмет. Я думаю, вы — как и я — научились превращать самого себя в объект. Когда мы пытаемся заставить этот объект вести себя по-другому, наш язык остается языком объектов, мы произно сим «это», «эти вещи», а не «я», «мне» и т. д. — Конечно, я понимаю, но как это изменить... э-э, как я могу изменить свой способ мышления? Не знаю, как это сделать. — Я думаю, когда мы действительно находимся внутри самих себя, не существует вообще никаких «как». Мы просто знаем, чего хотим, и делаем это. — Звучит здорово, но я не могу себе этого представить. — Можете: просто подумайте минуту. Как вы поете «Дом на горе»? Не существует никакого «как»; вы знаете, что вы хотите сделать, и делаете это. Как рассказываете кому-нибудь об идее, которая взволновала вас? Вы просто знаете, что хотите вы разить идею, и у вас это получается. Вы можете, если возникают трудности с ка кой-то частью, остановиться и рассмотреть более объективно процесс выражения, но чаще всего вы просто внутри своего волнения и высказываете идею без всякого «как». Разве нет? (Бьюдженталь, 1998, с. 231-232; более подробное описание этой беседы см. Bugental, 1990). Мэй отмечает, что экзистенциальный подход не имеет каких-то специаль ных техник и вообще не очень интересуется техническими приемами; это 4 0 2 Часть III. Разрешение конфликтов прежде всего путь понимания существования человека. Более того, по его мнению, акцент на техниках скорее препятствует пониманию человека, пре вращая последнего в объект анализа и воздействия. Западная традиция пола гает, что понимание следует за техникой; экзистенциальный подход — в про тивоположность этому — исходит из того, что техника следует за пониманием. Основной задачей терапевта является понимание человека и его существова ния в этом мире, а технические проблемы подчинены этому пониманию. Следствием этого является разнообразие техник, используемых представите лями экзистенциального подхода. Важным принципом становится то, что психологические динамизмы могут быть поняты только в контексте актуаль ной экзистенциальной ситуации человека. Делается акцент на присутствии, означающем, что терапевт является частью пространства отношений клиента, и именно это обеспечивает его понимание клиента. Терапевт стремится по нять, что происходит с клиентом «здесь и сейчас». Иллюстрацией может слу жить фрагмент психотерапевтической беседы между доктором Бьюджента- лем и его пациенткой Кейт: ...Она сидела напротив меня, застыв как камень, и молчала. «Вы выглядите очень неприступной, Кейт». Она немного нахмурилась, но ничего не сказала. Я ждал. Несколько минут мы оба молчали, затем она слегка пошевелилась, еще сильнее сжав сумочку в руках, и произнесла ровным голосом: «Мне нечего сказать». — «Понимаю». Снова молчание. «Я рассказала вам о своей жизни. Что еще вы хотите знать?» — «То, что вы переживаете прямо сейчас». — «Я сказала вам — ничего». — «Не могу поверить в это, Кейт. Выражение вашего лица просто кричит, ваше тело напряжено, и весь ваш вид говорит, что внутри вас происходит нечто очень важ ное» (Бьюдженталь, 1998, с. 267). Присутствие терапевта в пространстве клиента и значение того, что проис ходит между ними, столь велико, что следует избегать всего, что способно разрушить это присутствие, в том числе и «аналитического» подхода. Целью терапевтического процесса является осознавание своего существования на столько полно, сколько возможно, что включает и осознание своих возмож ностей, и возможность действовать на их основе. Таким образом, сфера работы терапевта экзистенциальной ориентации — это пространство экзистенциаль ных конфликтов, возникающих из столкновения человека с наиболее «сущ ностными» проблемами человеческого существования. Способ работы — уси ление субъективности человека через осознавание себя и своего существова ния в этом мире, при этом роль терапевта заключается в инициировании процесса исследования клиентом глубин своей собственной души. По своему греческому происхождению слово психотерапия означает процесс ис целения и воспитания души. В повседневном словоупотреблении психотерапию обычно ставят в один ряд с другими видами терапии, особенно с медицинским ле чением. Однако психотерапия, которую я описываю в этой книге, имеет мало об щего с лечением малярии, переломов, вирусных инфекций и с сердечно-сосуди-Глава 10. Работа с конфликтами: психологическая традиция 4 0 3 стой хирургией. Она почти прямо противоположна ситуации, в которой пациенты говорят врачу о своих симптомах, а затем врач проводит свое собственное обсле дование (в котором пациент понимает довольно мало или вообще ничего не пони мает) и выписывает рецепты на латыни, а пациент выполняет предписания, не ду мая ни о чем, кроме того, чтобы быть «пациентом» и ждать излечения. Однако эта заманчивая картина соблазняет как пациента, так и терапевта. Часто оба в дейст вительности хотят, чтобы терапевт был «настоящим врачом» или, еще лучше, взял на себя роль Бога... Многие пациенты хотят, чтобы терапевт взял на себя эту роль, и всегда готовы подыгрывать. Они хотят, чтобы кто-то принимал за них трудные решения, хотят восставать против кого-то, хотят услышать от кого-то определен ные ответы, хотят гарантированных результатов, хотят, чтобы некто был больше, чем просто человеком. (И в то же время, конечно, они не хотят, чтобы кто-то делал все это — точно так же, как терапевт не хочет играть роль Бога, даже когда подда ется такому искушению.) Терапевту очень легко соскользнуть в процессе консуль тирования на позицию Бога, и у него есть много стимулов для этого. Его авторитет редко подвергается сомнению, его утверждения часто рассматриваются как откро вения свыше, одобрение и неодобрение глубоко влияет на тех, кто часто становит ся его преданным последователем. Как бы часто терапевт ни напоминал себе о сво их постоянных ограничениях, он чаще, чем ему бы хотелось, уступает легкому, почти бессознательному убеждению, что он действительно обладает более тонким восприятием и более сильным влиянием и может благотворно вмешиваться в жизнь своих пациентов. Как бы я ни был осторожен, я все же иногда ловлю себя на том, что пытаюсь вмешаться в их жизнь, говоря себе, что это абсолютно безвредно и наверняка поможет... Постепенно я все больше осознаю, что, вмешиваясь, я де монстрирую утрату доверия к самому себе, к моему пациенту и к самому психо терапевтическому процессу. Если я смогу сохранить веру и помочь пациенту воспользоваться собственной мудростью и самостоятельностью, я понимаю, на сколько более твердыми становятся достижения пациента... Каждый раз, когда я пытаюсь вмешиваться, чтобы помочь пациенту в определенной жизненной си туации, я в каком-то смысле ослабляю и его, и себя. Когда я настаиваю на главном, на том, что происходит именно в тот момент, когда мы с пациентом находимся вместе, ...я помогаю ему намного больше. Раскрытие его потенциала не только по ложительно влияет на нашу работу, но вносит также важные улучшения в его ра боту, в его отношения с детьми и с окружающими людьми. Но я никогда полно стью не преодолею искушение быть Богом. Я чувствую — и должен чувствовать — свою вину за это. Вину в экзистенциальном смысле, в смысле понимания, что я не сохранил веру в человеческий потенциал моего пациента и в свой собственный. Однако слишком большое чувство вины тоже является искажением. Я не Бог, что бы в совершенстве избегать роли Бога. Сдается мне, только Господь никогда не иг рает роль Бога (Бюдженталь, 1998, с. 256-258).
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Экзистенциальная психотерапия» з дисципліни «Психологія конфлікту»
