Статистика
Онлайн всього: 10 Гостей: 10 Користувачів: 0
|
 |
Матеріали для курсової |
ИНВЕКТИВА ПРОТИВ ГАЯ САЛЛЮСТИЯ КРИСПА
|
| 03.03.2014, 23:23 |
| 1.(1) Это действительно большое наслаждение, Гай Саллюстий, жить вполне сообразно со своими высказываниями и не говорить ничего столь непристойного, что ему не соответствовал бы твой образ жизни, — так, чтобы каждое твое слово было созвучно твоим нравам. Ведь тот, кто живет так, как ты, не может говорить иначе, чем ты, а жизнь того, чья речь столь нечиста, не бывает более нравственной.
К кому мне прежде всего обратиться, отцы-сенаторы, с чего начать? Ведь на меня как на оратора возлагается тем более тяжкое бремя, чем более известен каждый из нас, так как, если я, отвечая этому хулителю, расскажу о своей жизни и действиях, то зависть опорочит мою славу; если же я покажу во всей наготе его поступки, нравы, всю его жизнь, то я впаду в тот же порок бесстыдства, в каком упрекаю его. Если это, быть может, задевает вас, то более справедливо, чтобы вы негодовали не на меня, а на него, начавшего эту распрю. (2) Сам я приложу старания к тому, и чтобы мой ответ в мою защиту менее всего наскучил вам, и чтобы не показалось, что я его оболгал. Знаю, отцы-сенаторы, что я, отвечая ему, не могу особенно надеяться на ваше внимание, так как вы знаете, что не услышите ни одного нового для вас обвинения против Саллюстия, но снова узнаете обо всех старых, которыми прожужжали уши и мне, и теперь вам, и ему самому. Но тем сильнее должны вы ненавидеть человека, который, даже начиная совершать проступки, не занимался пустяками, но встал на этот путь так, чтобы не уступать никому и самому не превзойти себя на протяжении всей остающейся ему жизни. (3) Поэтому он и стремится лишь к тому, чтобы, как свинья, кататься в грязи, с кем ему придется. Но он глубоко заблуждается. Ведь грязь жизни не смывают бесстыдством языка, но существует, так сказать, осуждение, какое каждый из нас, слушаясь собственной совести, вынашивает против того, кто бросает честным людям ложные обвинения. И если окажется, что вы забыли, как он жил, то вы, отцы-сенаторы, должны будете оценить его жизнь на основании не его слов, а его нравов. Я же постараюсь описать их вам возможно короче. И этот обм1ен репликами между нами не будет бесполезен для вас, отцы-сенаторы! Ведь в большинстве случаев государство извлекает пользу из вражды между частными людьми, тогда ни один гражданин не может скрыть, что он за человек.
— 249 —
ХРЕСТОМАТИЯ
(4) Так вот, прежде всего, раз Гай Саллюстий, следуя общепринятому правилу, спрашивает о предках каждого из нас, то я и прошу его ответить мне: разве те, кого он нам поставил в пример, — Сципионы и Метеллы, пользовались добрым именем или славой до того, как их деяния и безупречнейше прожитая жизнь возвеличили их в наших глазах? Если это положило начало их доброму имени и высокому положению, то почему не судить таким же образом и обо мне, чьи деяния были славны, а жизнь прожита самым бескорыстным образом? Право, можно подумать, что ты, Саллюстий, произошел от тех людей? Будь это так, многие чувствовали бы теперь отвращение к твоей подлости. (5) Я же доблестью своей освещал путь своим предкам, так что они, если и не были известны ранее, памятью о себе обязаны мне; ты же своей жизнью, проведенной позорно, предков своих окутал густым мраком', так что они, даже если и были выдающимися гражданами, несомненно оказались забыты. Поэтому не попрекай меня тем, что у меня нет знаменитых предков; ведь для меня лучше быть славным собственными деяниями, чем зависеть от доброго имени предков и жить так, чтобы я сам был для своих потомков началом знатности и примером доблести. И мне не к лицу, отцы-сенаторы, чтобы меня сравнивали с теми, кто уже ушел от нас и недосягаем для ненависти и неприязни; пусть меня сравнивают с теми, кто вместе со мной занимался одними и теми же делами государства. (6) Но допустим, что я, стремясь к почестям, был чересчур честолюбив (речь идет не о том, чтобы добиваться расположения народа — здесь я признаю себя первым, — но о том пагубном противозаконном домогательстве, в котором Саллюстий шел впереди других), или при исполнении должностей, наказывая преступников, так суров, или, защищая государство, так бдителен. Защиту эту ты и называешь проскрипцией, конечно, потому, что ни один из подобных тебе не жил в безопасности в Городе; но насколько лучше было бы для государства, если бы ты, плоть от плоти преступных граждан, был к ним причислен! (7) Или я тогда неправильно написал: «Меч, перед тогой склонись!» — я, который, в тогу облаченный, уничтожил взявшихся за оружие, а миром — войну? Или я солгал, написав: «О, счастливый Рим, моим консулатом творимый!» — я, который пресек столь страшную междоусобную войну и потушил пожар в стенах Города?2
И тебе, ничтожнейший человек, самому не стыдно ставить мне в вину то, что ты в своей «Истории» считаешь для меня славным?3
Что постыднее — лгать в своих писаниях или в речах перед этим собранием? Что касается твоей клеветы на мою раннюю молодость, то
— 250 —
ЦИЦЕРОН МАРК ТУЛЛИЙ
я, по моему мнению, столь же далек от бесстыдства, сколь ты — от стыдливости. (8) Но зачем продолжать мне свои жалобы на тебя? Какую ложь считаешь позорной ты, который осмелился — словно это порок — красноречием моим попрекнуть меня, в чьей судебной защите ты, преступник, всегда нуждался? Или, по твоему мнению, кто-нибудь может стать выдающимся гражданином, не овладев этим искусством и этой наукой? Или, по-твоему, существуют какие-то иные первоосновы, иная колыбель для доблести, питающие умы людей в их жажде славы? Но совсем не приходится удивляться, отцы-сенаторы, если человек, который — сама праздность и развращенность — удивляется этим занятиям, как чему-то новому и беспримерному.
(9) Что же касается твоего беспримерного бешенства, с каким ты
столь нагло напал на моих жену и дочь, которые как женщины обходи
лись без мужчин легче, чем ты как мужчина — без мужчин, то ты посту
пил как достаточно ученый и искушенный человек. Е5едь ты надеялся
на то, что я не воздам тебе тем же и не стану, в свою очередь, оскорб
лять твоих родных: ты один даешь мне для этого достаточно пищи, и у
тебя в доме нет ничего такого, что было бы гнуснее тебя самого. Но ты
глубоко заблуждаешься, решив, что навлечешь на меня ненависть из-за
моего имущества, которого у меня много меньше, чем я достоин иметь.
О, если бы у меня не было даже такого, какое есть! И было бы лучше,
если бы мои друзья оставались в живых, вместо того чтобы я разбога
тел благодаря их завещаниям!4
(10) Это я — беглец, Гай Саллюстий? Перед яростью плебейского
трибуна отступил я: я предпочел принять удар судьбы на себя, но не
быть для всего римского народа причиной гражданских раздоров. Но
после того как год вакханалий5 в государстве закончился и все то, что
он привел в волнение, успокоилось благодаря миру и тишине, то, когда
наше сословие меня призывало, и само государство собственноручно
возвращало меня из изгнания, я вернулся. Этот день, если сравнить его
со всей моей остальной жизнью, во всяком случае, для меня наиболее
важен, когда вы все и римский народ, собравшийся толпами, приветство
вали меня при моем прибытии. Столь высоко оценили они меня, бегле
ца, наемного защитника в суде!
|
| Категорія: Риторика | Додав: koljan
|
| Переглядів: 426 | Завантажень: 0
|
Додавати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі. [ Реєстрація | Вхід ] |
|
|
