Статистика
Онлайн всього: 4 Гостей: 4 Користувачів: 0
|
|
Матеріали для курсової |
МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ
| 23.04.2014, 21:24 |
Есть расхожее представление, что документальный фильм «легкомысленный» по природе. Получил тему и назавтра уже снимаешь. Вот игровое кино делается годами, там вынашивается замысел, расписывается сценарий, десятки людей копошатся в работе… А тут, прочёл пару газетных статеек. Ну, поговорил со знающим человеком и всё. Вперёд и с песней.
Конечно, бывает так, что и документальное кино вынашивается годами. Когда фильм зреет долго и составляет определённый итог всей предыдущей жизни. Я предпочитаю именно такие картины. Они строятся не на хронике событий, а на долгом и мучительном размышлении.
Я не случайно взялся делать фильм о Горбачеве. И дело даже не в том, что мы учились вместе в Университете на юрфаке, а скорее потому, что он дал имя нашему «непроявленному» поколению, дал имя нашей слабости, и нашей силе.
Собственно говоря, к этому фильму я подходил трижды.
Сначала, когда Горбачева сделали Генеральным секретарём, потребовалась его «визитка» для Франции. В две недели надо было сделать фильм, хотя делать его было буквально не из чего.
До своего воцарения Горбачев не любил сниматься. Было несколько официальных репортажей и даже путёвой фотографии не нашлось.
Мы поехали к нему на родину, в село Привольное. Это Краснодарский казачий край, там он родился, окончил школы и ещё жила его мать.
Но Горбачев категорически запретил её снимать. Она плохо себя чувствовала и очень нервничала от назойливых визитов корреспондентов. И нам вся деревенская «одиссея» почти ничего не дала, если бы двоюродный брат Горбачева не сжалился, видя наше бедственное положение, и не принес старую, ещё довоенную фотографию, где Горбачев был снят с дедом и бабкой, в семилетнем возрасте, где-то на базаре.
На снимке босоногий мальчишка. Он так серьёзно и с таким отчаянием смотрел на мир из того времени, что я сразу успокоился. Это было открытие. Это была исходная точка для понимания его характера. Сразу стало легко работать.
Уже потом это фото обошло все западные издания, правда, никто так и не сослался, что это один из кадров нашего фильма.
Визитный фильм сделал своё дело, хотя в творческом отношении ничего из себя и не представлял. Потом уже, в период блистательного взлёта Горбачева я к нему близко не подходил. Вокруг суетились другие. Их было много.
В начале декабря девяносто первого года меня пригласил «наверх» Егор Яковлев, тогда Председатель Гостелерадио и предложил сделать фильм о последних днях президента.
Это было уже после Путча, и все понимали, что дни Горбачева-президента сочтены. Но никто не знал, когда именно это случится. На всякий случай Яковлев уже договорился с американцами. Здесь была высокая дипломатия. Егор был человеком Горбачева и боялся, что с Ельциным не договорится, и поэтому решил защититься международным проектом.
Янки, как всегда, гнались за сенсацией. Им нужен был фильм в момент отставки, и никакая история их естественно не интересовала. Но Горбачев поставил условие. В Кремле с ним будут работать только русский режиссер и русский оператор.
Всю последнюю неделю президентства с утра до ночи я просидел вместе с операторами Юрой Прокофьевым и Димой Серебряковым в кабинете генсека, куда прежде нас не подпустили бы на «пушечный выстрел».
Михаил Сергеевич сразу узнал во мне однокашника. Для него это были тяжёлые дни и то, что рядом находился «свой» человек, словно посланный к нему из юности, думаю, как-то облегчало его положение и упрощало мою задачу.
Он находил любой предлог, чтобы перекинуться парой неофициальных фраз. А я старался снимать всё, не жалея пленки.
Мы снимали, а американцы в гостинице монтировали. Для этого привезли три монтажных, два десятка специалистов и знаменитого ведущего Теда Копполу, который должен был взять у Горбачева финальное интервью.
Полчаса американского фильма «Как уходил президент» Америка и весь мир увидели на следующий день после отречения Горбачёва. Фильм получился хроникальной игрушкой без претензий на какую-либо мысль и главное без попытки создать образ необыкновенного живого человека. Впрочем, весьма профессионально сделанный и ловко откомментированный Копполой, который по всем американским правилам постоянно мотался в кадре. Честь ему и хвала. Но к искусству экрана это не имело никакого отношения. По моим, очень поверхностным наблюдениям, искусство вообще американцев волнует только на аукционах.
Когда я заикнулся о своем фильме Яковлеву на следующий день после события, Егор сказал, что мой фильм уже никому не нужен, а снятую пленку могу положить к себе в диван до лучших времён. Что я и сделал. А пленка, отразившая по минутам последние дни Президента Советского Союза, пролежала в моём диване десять лет и к величайшему удивлению сохранилась.
В две тысячи первом году Российское телевидение предложило мне сделать свой фильм, и я поблагодарил судьбу и свой диван за счастье осмыслить то, что я не мог, конечно, сделать в момент самого события. Мы снова встретились с Михаилом Сергеевичем и вспомнили то, что произошло с ним и со всеми нами тогда и что происходит теперь.
Фильм «Михаил Горбачев - сегодня, десять лет спустя» для меня особенный. Не только потому, что перед глазами был весь последующий период, который расставил акценты иначе, чем в момент события, но еще и потому, что делался на другом витке моего понимания профессии.
Мне хотелось не просто рассказать о Горбачеве на фоне эпохи, я хотел разобраться в человеке, который вольно или невольно изменил весь ход истории и жизнь каждого из нас. Строить образ видного политического деятеля сложно, потому что он всегда скрывается под маской роли, которую играет в политике. Сколько сил уходит у человека, чтобы построить определенный «имидж»! И расставаться с ним ему не хочет до самой смерти. А документалист мечтает приподнять завесу тайны личности любыми доступными ему средствами. Если не позволяет изображение на помощь приходит слово, музыка, ассоциативный монтаж. В общем, правдами и неправдами надо открыть и живописать человека.
Конечно, портрет Горбачева в картине, это моё личное представление о нём. И я нигде не скажу, что я объективный наблюдатель. Нет. Это мой Горбачев. Тот, которого я знаю с юности. Тот, которого я люблю, несмотря на все «исторические» ошибки. Даже более того, я думаю, что его ошибки это ошибки мои, моего поколения.
Мне всё казалось, что люди вокруг не отдают себе отчета о масштабе события. Как-то слишком обыденно реагируют на то, что на их глазах поворачивается колесо истории. И поэтому мучительно искал слово, сравнение, которое соответствовало бы тому, что творилось в моей душе. В памяти всплыл гоголевский образ русской тройки:
«Куда несёшься ты? Дай ответ. Не даёт ответа…»
И как бы в продолжение зазвучал вопрос в фильме:
Почему Россия выбрала кучером сельского паренька, и так же вдруг сбросила его однажды с облучка и помчалась дальше?
И сам же себе отвечаю:
Чудит, Россия! Ох, как чудит!
И повторю ещё раз в картине:
- Ох, как чудит!
Найти более ясный ответ я тогда не мог.
Мы встретились снова уже в «фонде Горбачева» и поговорили «по душам». Началось с того, что я показал ему запись его рукой на книге, которую он сделал буквально через минуту после того, как он подписал отречение в прямом эфире. Той же самой ручкой:
- Дорогой Игорь! Всё продолжается! Обнимаю…
25. 12.91.
И добавил улыбнувшись: Да не волнуйся ты так!
Он был внешне спокоен, а я действительно волновался.
Вот об этом мы и стали вспоминать с самого начала.
Горбачев внешне мало изменился, и в этом была определённая трудность. Зритель должен был понимать, что он говорит сейчас, а что было тогда. Использовали титр фильма: «Сегодня – десять лет спустя». Не думаю, что это было идеальное решение, но лучшего в голову не пришло.
Прежде всего, хотелось сохранить тот материал, который никто не видел. Где каждый кадр был историческим. И вместе с тем сегодняшний Горбачев был, несомненно, глубже и мудрее того прежнего. Вот в поисках этого баланса и складывалась структура картины.
Я старался нарисовать портрет, создать образ.
Можно ли сделать «словесный» портрет? Можно. В криминалистике. А на экране не получится. Портрет это сияние души человека, а не изображение формы.
Конечно, слово играет свою роль, а особенно интонация. Но есть ещё и улыбка, даже пол-улыбки. Есть поворот головы, прищур глаз, движение руки, есть тысячи простых физических действий, которые помогают понять человека.
Естественно, факты биографии характеризуют личность.
Михаил Сергеевич в разговоре «сегодня» вспомнил, что он впервые увидел паровоз, когда ехал поступать в московский Университет. Как много обнажает такая деталь!
А тогда «десять лет назад» он рассказывал, как открыл для себя великого австрийского композитора Малера, всего несколько дней назад в симфонии он услышал то, что происходило сейчас в его душе. Ну, как было не воспользоваться музыкой начала столетия, чтобы раскрыть трагедию конца двадцатого века.
А ещё в эти дни он читал трагедию Толстого «Царь Фёдор Иоанович»:
- …Какое несчастье для России, что в смутное время на троне оказывается слабый правитель…
Горбачёву даже в голову не пришла прямая ассоциация! Я внимательно смотрел ему в глаза - нет, он вовсе не собирался проводить аналогии, он не считал, что ситуация сходная и рассуждал о царе Фёдоре между делом. А в картине я позволил себе акцентировать это мгновение. И думаю, что был прав.
Так из отдельных деталей, «тонких» компонентов, цвета и музыки складывается внутренний мир героя.
Мне говорили потом, что до моей картины иначе представляли себе Первого Президента. Для зрителя официальный портрет вдруг приобрел понятные человеческие черты. А разве не в том забота художника, чтобы невидимое сделать видимым, а неясное прояснить?
Я поражался спокойствию Горбачева тогда в Кремле, и поразился еще больше на просмотре, когда увидел в темноте зала Дома кино, как заблестели глаза этого необыкновенно сдержанного и мужественного человека. Всё-таки мне удалось пробить броню.
В конце разговора /ох, как не хочется называть это сухим термином «интервью»/ Михаил Сергеевич сделал ещё одну надпись на той же книге, прямо в кадре:
-Дорогой Игорь! Хорошо, что мы снова поговорили по душам! Спасибо! Время, согласись, подтвердило мою правоту!
Михаил. 10.11.01
Конечно, фильм остался в рамках публицистической модели.
Портрет на фоне эпохи. При этом эпоха отрабатывается на уровне символов, а личная жизнь героя в большинстве случаев остаётся за кадром. «Пограничный» жанр, где публицистика переплетается с документальной живописью, а журналистика стремится к высокому литературному слову, есть весьма выгодная форма для современного телевидения. |
Категорія: Спектакль документів | Додав: koljan
|
Переглядів: 610 | Завантажень: 0
|
Додавати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі. [ Реєстрація | Вхід ]
|
|
|