Статистика
Онлайн всього: 7 Гостей: 7 Користувачів: 0
|
 |
Матеріали для курсової |
ЭТОТ УДИВИТЕЛЬНЫЙ СПОРТ
|
| 23.04.2014, 16:06 |
| В наследство от расхожей кинохроники досталась нам привычка рассматривать жизнь с высоты птичьего полета. Но человека на общем плане разобрать нельзя так, фигура какая-то. Вот и получалась, на экране жизнь без страстей, без внутренних противоречий, без сомнений, без борьбы.
Я искал темы, где можно было бы рассмотреть отношения людей драматически. Так пришел к фильму «Этот удивительный спорт».
Фильм открывается перечнем действующих лиц — спортсменов, тренеров. Судьи, зрители, участники чемпионата страны 1970 года по фигурному катанию.
Так было на экране. Для меня фильм начинался иначе. Я вообще тогда не верил в спорт. Жалел, что целых два года на телевидении им занимался. Не любил болельщиков. Не сочувствовал спортсменам. Не понимал азарта ревущих стадионов. И начал поэтому работу без всякого энтузиазма, не представляя себе, что я смогу здесь сделать. Но студия просила выручить — принятый сценарий Дмитрия Полонского два года лежал без движения. А на телевидении, как известно, все принятые сценарии должны быть поставлены, во что бы то ни стало.
Мы начали бывать на тренировках. Спортсмены и тренеры приняли нас настороженно, почти враждебно. Работать специально на камеру у них не было возможности: наступал самый напряженный период подготовки к чемпионату. Мы пытались убедить их, что не будем мешать, снимая с малым светом, незаметно, у нас была подходящая для этого техника в руках.
Особенно Елена Чайковская смотрела на нас с недоверием. Потом, когда фильм был уже сделан, она, расплакавшись на первом просмотре, призналась, что мы ей показались сначала «ненастоящими». А для «ненастоящих» тратить драгоценное время не хотелось.
Вообще спортсмены не очень любят афишировать себя в те моменты, когда им не до публики. Тренировки проходили нервно, а наши герои привыкли не контролировать себя в это время. То, что нужно как раз для моей камеры. Но, повторяю, сначала они нам не доверяли и не хотели подпускать слишком близко.
Мы действительно старались держаться незаметно, и скоро к нам привыкли, то есть стали забывать о нас и вести себя натурально. Это было хорошо. Оператор Александр Летичевский понемногу начал включать свою камеру.
Татьяна Тарасова (на тренировке Моисеевой и Миненкова).
Ирочка и Андрюша, вот здесь поворот в медленной части. Ну, к нему же! Явно к нему. (Показывает Моисеевой.) Ну, посмотрите друг другу в глаза! Я разговора между вами не вижу на медленной части. Там поворот к нему... Для кого ты это делаешь? Для него!.. Повернись к нему, посмотри ему в глаза... Ты смотришь мимо глаз. Мимо глаз — это никого не волнует. С двадцать четвертого ряда видно, куда ты смотришь...
Первое время мы снимали мало. Да и то, что сняли, пошло в корзину. Материал не давался.
Только потом люди почувствовали к нам какое-то доверие и стали достаточно откровенными. Это в последний съемочный день Ирина Роднина расскажет нам:
— Родители меня отдали заниматься фигурным катанием в таком возрасте, когда я еще сама выбирать не могла. Сейчас я бы, может быть, и не стала заниматься фигурным катанием.
— Почему?
— Не знаю. Мне все время казалось, что я создана не для такого вида спорта. Мне больше нравятся такие... очень агрессивные виды спорта.
— Например?
— Футбол.
А первое время она вообще не желала с нами общаться. Как только наша камера устанавливалась у бортика, отъезжала в другой конец ледяного поля.
Я стал приглядываться к людям и удивился, насколько это характеры.
Момент был для нас действительно счастливый: никто не мог в начале соревнования предугадать результат, и этим обострялось соперничество. Но важнее другое. Это не столько состязание спортсменов. Это была борьба личностей. Борьба разных мироощущений в спорте и в жизни.
Станислав Жук добивался признания в фигурном катании атлетизма. Он сам катался так раньше, удивляя судей немыслимыми поддержками. Тогда его стилю предпочли изящество. Теперь фортуна склонялась в его пользу.
Чайковская — тонкая, нервная, артистичная натура, но нуждающаяся в самоутверждении. Она ставила программу и в танцах, и в парном катании как режиссер. Это была единая картина, где костюмы, музыка и фигуры составляли некое живописное целое.
Тарасова только-только находила самостоятельный стиль. Она еще совсем недавно каталась с Проскуриным и соперничала уже со своим бывшим тренером Чайковской, которая тренировала теперь Проскурина и Карелину. Чайковская шла от общего рисунка к частному. Тарасова искала рисунок, как мне казалось, внутри исполнителя, в этом пытаясь определить себя.
Каждый по-своему был прав. Каждый утверждал себя, вступая в единоборство с другой позицией. Коньки поэтому совершенствовались очень быстро. Я думаю, что этот накал борьбы обеспечил нам первенство и на мировой арене. Но я не собирался делать фильм о спорте. Я хотел о людях.
Жук мне казался человеком жестким и страстным. У него лице что-то сохранилось от уличного мальчишки-главаря. Он был таким растерянным, когда дело касалось музыки или костюма для Родниной. Но это компенсировалось особым талантом. Он, казалось, буквально видел, как работают мышцы у спортсмена, выполняющего то или иное движение, и каким-то чутьем находил оптимальное решение в любой комбинации.
Жук работал мрачно, на постоянном взводе. Но именно во взвинченном состоянии прямо на льду он и придумывает головокружительные комбинации, которые принесут и приносят славу его ученикам.
Сначала просто невозможно было его снимать. Звукооператор срывал наушники с головы, когда Станислав начинал кричать. Наша техника не выдерживала таких модуляций.
Тарасова то старалась походить на классную даму, то становилась подружкой своих учеников.
Чайковская была непроницаема.
Виктор Кудрявцев — всегда спокоен, деловит. Постоянно сдерживал Сурайкина, который катался в паре со Смир новой.
Представление получалось пестрое. Мы понимали, что оказались в эпицентре страстей. Но как объединить все в картине одной мыслью или хотя бы одной конструкцией, не знали.
Автор написал сценарий под названием «Зимняя фантазия». А фантазия, как известно, позволяет очень многое...
Чайковская:
- Когда днем я сажусь составлять танец, то сделать, как правило, ничего не могу. Все приходит ночью. Катаюсь ночью, встаю с совершенно разбитой головой утром и выдаю какой-то хороший кусок. И так на протяжении месяцев четырех...
Мы снимали тренировки, то яростные, то монотонные. Потом задали зрителю риторический вопрос:
— Зачем эта круговерть изо дня в день, из месяца в месяц?
И тут же поспешили ответить в картине:
— Чтобы сотворить людям праздник. Но это была не вполне правда.
Спорт — жесткая штука. И они бились до седьмого пота вовсе не только ради воображаемого зрителя.
Спорт не был для них отдыхом или хобби. Чем бы они ни занимались помимо спорта, он в этот момент составлял главную, смысловую часть их существования. Это был труд совершенствования для самоутверждения. И каждому хотелось быть выше, точнее, быстрее, артистичнее остальных. Они были соперниками, и это было естественно. А мы по инерции приукрашивали.
Роднина и Уланов. Партнеры явно раздражали друг друга.
Жук пытался не обращать на это внимания. Играла бравурная музыка. Они проделывали четко свои спортивные элементы. Но невозможно было их снимать. Мы насиловали себя. Мы пытались изобразить из них дружную пару.
Получалось бледно и неинтересно. Тут я шел проторенным в документалистике путем: отбрасывал как второстепенное то, что, вероятно, и было главным. Ложный пафос музыки стал ложной частью и нашей, как мне кажется, довольно правдивой картины.
Понемногу, по крупицам мы пытались собрать портреты доев. Постепенно складывались роли. Но в целом картину я еще себе не представлял.
Помог мне, как ни странно, город — старая Рига. Однажды, уже перед началом соревнований, выдался свободный день, и я отправился побродить и подумать в одиночестве. Погода стояла пасмурная, сезон не туристский, поэтому в узких средневековых улочках людей почти не было.
Всматриваясь в тяжелые стены собора, я вдруг представил себе, что в этот день несколько веков назад какой-нибудь юноша молил здесь судьбу быть благосклонной к нему в завтрашнем поединке. А там — дама сердца дрожащими руками протянула ему свой амулет, надеясь, что он отведет смертельный удар в предстоящем бою. Я услышал топот всадника по булыжной мостовой... И спросил себя - для чего же благородный юноша шел на смертельный поединок? Не для забавы — в это я не верил.
Вероятно, для него это был путь доблести и чести. Может быть, единственная возможность самоутверждения.
Быть может, и для них сейчас это вопрос жизни и смерти
Я понял, что надо снимать турнир. По возможности, вскрывая характеры и борьбу страстей. А предварительные съемки пусть будут материалом для отступлений. Раз есть борьба, значит, есть и интрига. Турнир должен стать фабулой всей вещи.
Я вернулся в спортивный зал, и не узнал своих знаковых.
Звенели латы. Пела труба. На копье развевался Стандарт.
Шла последняя тренировка перед чемпионатом, последняя репетиция, На льду оказались сразу все будущие соперники. По бортикам в разных концах площадки стояли тренеры.
Жук стоял угрюмее обычного, сжимая в руке ненужный уже сейчас секундомер. Тарасова успокаивала Черняеву, которая необыкновенно вдруг испугалась, что не прокатает гладко программу. Тревожно смотрела Чайковская. Ее измученное, бледное лицо разрезала рисованная улыбка.
Летичевский успел снять ее в этот момент. Один из самых точных портретов Елены Чайковской, так мне кажется.
Зрители уже заполняли трибуны. Турнир начался...
О, как яростно соперничали наши герои в эти минуты! И сколько сил прибавляло им соперничество!
Для зрителей они еще могли натянуто улыбнуться. Но за кулисами скрежетали зубами, плакали, истерично смеялись.
И, я заметил, это было не просто честолюбивое желание славы. Нет, я понимал, что они защищали свое достоинство. Это была борьба настоящих мужчин. Это была борьба женщин. Разыгрывались не места на пьедестале. Разыгрывалось человеческое счастье, отстаивалась любовь.
Внутри пар тоже шло соперничество. Скрытая борьба происходила иногда и между учителями и учениками. Борьба, которая совершенствовала их искусство.
Зрителю кажется обычно, что перед ним — милый, прекрасный танец. А на самом деле это ринг, где удары, может быть, не менее болезненны и страшны, чем в боксе.
Я уже видел, что спортивным танцем руководят страсти.
Моисеева и Миненков — это было свидание еще не проснувшихся детей. Уланов, Роднина, Сурайкин, Смирнова — уже разыгрывали первый акт какой-то шекспировской пьесы. Зритель еще не догадывался об этом. Но в их танцах появилось напряжение подлинных страстей.
Я думаю, что фигурное катание — это всегда маленькие спектакли о любви. Такой уж это вид спорта. Правда, бывает и здесь брак по расчету. Но тогда смотреть неинтересно.
Не стану описывать весь ход соревнований в подробностях. Два дня мы мучились и страдали вместе с героями. Фильм есть фильм. И пересказать его невозможно.
Мы старались поровну делить свои симпатии. Но картина, всё равно субъективный взгляд на событие. Вот трансляция — другое дело.
На монтажном столе я стремился «сыграть» в фильме героев так, как их увидел, как понял для себя. Хотел показать драматическое состояние соперников. Не игру мышц, а борьбу жизненных позиций. Столкновение личностей.
Картину я собирался назвать «Искусственный лед».
В конце концов, разве так уж существенно поле, на котором сполна раскрывает себя личность? Это соображение примирило меня со спортом навсегда.
И все-таки в фильме есть некая двойственность. Я ничего не хочу сказать дурного про опытнейшего сценариста Д. Полонского. Нет, фильм в равной степени принадлежит и ему. Но вообще, мне кажется, двух авторов в картине быть не должно. Юридически соавторство — пожалуйста. Но автор может быть только один — по строю мышления, по концепции.
Либо сценарист должен раствориться в режиссере, либо режиссер полностью подчиниться сценаристу. Компромиссы ослабляют произведение. Творческая воля должна быть единой. И весь документальный материал подвластен этой воле. Тогда, только тогда можно выстроить цельное произведение.
Я не сделал этот фильм так, как хотел. Не хватило мастерства и внутренней свободы. Мешал вопрос: а можно ли? И хотя наша работа получила на международном фестивале спортивных фильмов в Кортина-д'Ампеццо главный приз, я убежден, что это был еще не спектакль документов, а черновой прогон — всего лишь репетиция.
После этого фильма я всюду искал в документальном материале «игровой момент». Искал, понимая, что «игровой момент» возможен в любой теме. Надо лишь увидеть подлинную жизнь своих героев, увидеть, чего они на самом деле хотят, чего добиваются.
Когда-нибудь кто-нибудь снимет такой спектакль до конца. |
| Категорія: Спектакль документів | Додав: koljan
|
| Переглядів: 453 | Завантажень: 0
|
Додавати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі. [ Реєстрація | Вхід ] |
|
|
