Статистика
Онлайн всього: 2 Гостей: 2 Користувачів: 0
|
 |
Матеріали для курсової |
И СМЕХ, И ГРЕХ
|
| 23.04.2014, 16:01 |
| А начинал я в должности Автора. Собственно говоря, такой должности не было, а работа была...
Фигура Автора замаячила на студии сразу, как только редакции отважились делать самостоятельные передачи. Фигура эта была весьма призрачная, ни в каких штатных расписаниях не обозначенная и бесправная. Никаких договоров и удостоверений автору не полагалось. И это в те достопамятные времена, когда ни в одно учреждение нельзя было проникнуть без какой - нибудь «ксивы». Приходилось подолгу простаивать в проходной, пока тебе соблаговолят вынести пропуск, А уж когда тебе выпишут какие-то деньги за работу - суммы заранее не оговаривались, произносилось только священное заклинание - «после эфира», ты чувствовал себя на «седьмом небе». Короче говоря, положение автора на телевидении было незавидным. Авторами становились от отчаяния. Обычно подбирались в авторы «нескладёхи». Приходили журналисты, не умеющие писать, юристы не знающие законов, биологи или географы, даже востоковеды, которых был переизбыток в Москве, а уезжать на заработки в голодную провинцию никто не хотел. Авторы той поры чем-то напоминают нынешних бомжей из «бывших интеллигентов». Когда в урочные дни они набивались в небольшую комнатку перед кассой, стоял тяжелый запах давно немытых людей. Хотя случались среди них и таланты, которые пошли далеко вместе с телевидением.
Всё это я рассказываю не ради ностальгических воспоминаний. Дело в том, что, несмотря на исторический прогресс, отношения с автором на телевидении коренным образом не изменились. Вместо произвола редактора, наступил еще более жесткий произвол продюсера. И автор может жаловаться теперь только Господу, когда его обижают. Правда и Господь, вероятно, относится к авторам с большим предубеждением.
В театре были уважаемые драматурги, в большом кино гонялись за опытными сценаристами, в газетах были заняты под завязку бойкие репортеры, а телевидению доставались останки. Может быть поэтому, когда настала пора строить Большое телевидение, на ум пришло Останкино.
Первого живого драматурга на телевидении я увидел в образе человека со странной фамилией Иерихонов. Говорят, он был звездою немого кино ещё до революции. Иерихонов приносил целую пачку листов. На каждом листочке было по фразе. В содержание особенно он не вникал. Потому что никогда не знал то, о чем писал. Но особое внимания уделял титрам, которые заменяли в его опусе дикторский текст. За эти титры его сразу невзлюбили «помрежи», которые отвечали за порядок титров и носились во время передачи от пульта к пульту, путая естественно последовательность, влезая то руками, то другими частями тела в живой эфир, переворачивая титры то с ног на голову, то с головы на ноги.
Так носился между пультами и наш великий Игорь Кириллов, пока один из дикторов не произнёс в эфире знаменитую фразу - «три поколения ленивцев» вместо «ленинцев» и тут же отправился на Лубянку, не своим ходом, объяснять причину столь странной оговорки. А Игорь Кириллов бодро встал на его место диктором центральной студии телевидения. И все новости в советские времена мы узнавали только от него.
Обычно автор излагал свою тему устно редактору, потом от него требовали письменного подтверждения, при этом, обязательно напоминая, чтобы он запомнил навсегда и зарубил у себя на носу, что телевидение это не радио и требуется «зрительный» ряд. Горемыка долго мучился, как написать, чтобы был виден «зрительный ряд», пока ему не объясняли, что писать надо в две колонки: Слева - то, что зритель увидит в кадре, а справа, что он при этом услышит. Очень удобная форма телевизионного сценария, учитывая «необразованность» авторов, да и всех других участников творческого процесса.
Надо сказать, что к этому времени радио уже прочно стояло на своих ногах, а телевидение ещё ползало на четвереньках, не умея объяснить, кто «мама», а кто «папа» для телевидения. Министр связи Пузанов, который руководил и тем, и другим « видом связи», объяснил читателям Правды ещё в 1946 году: « По радио, как известно, можно передавать изображение». Других слов для определения телевидения он не нашел.
Первые радио - теле - работники принесли с собой и терминологию. В театрах игрались пьесы, в кино по сценариям снимались фильмы, а на телевидении делали передачи. Прошу не путать с тюремным термином «передача». Это когда сердобольные родственники по урочным дням носят своим узникам узелки с едой и одеждой, чтобы поддержать их здоровье в неволе. Очень популярный термин в советские времена. Так до сих пор и ходит это словечко «передача» для обозначения тех телевизионных форм, которые не нашли своих рубрик и жанров.
Итак, Шаболовка в середине пятидесятых. Прошлого столетия.
Два крохотных двухэтажных здания под Шуховской башней... Цветущие по весне сиреневые аллеи... Сногсшибательная красавица Валентина Леонтьева с холодным петербургским взглядом. Она недавно стала диктором, но уже царила на экране. Хотя и неподдельно нервничала, когда читала по бумажке даже программку передач. Нине Кондратьевой бык пропорол глаз во время передачи с Выставки достижений народного хозяйства. Но она уже вернулась в строй и вела отдельные передачи. Ей приходилось читать наши неуклюжие авторские тексты. В студии на это смотреть было невозможно. Телезрителям маленького КВНа она по-прежнему улыбалась.
Вот вам первые впечатления. В буфете дают обеды в долг. Веселый народ носится по студии. Никаких туалетов - люди в белых тапочках. Как на соревнованиях. Только режиссеры ходят важные, с таинственными лицами /обычно из бывших актеров/ и вечно бурчат. Из них мало кто догадывался сам, как нужно сделать, чтобы на маленьком экране появилось зрелище. Редакторы командуют, режиссеры пишут докладные записки по начальству, почему сорвалась очередная передача. Но делать всё приходилось автору. Находить тему, приносить в зубах «изобразительный ряд», как-то его объединять с помощью ассистента, который постоянно путал кнопки на пульте. В общем, делать от начала до конца передачу. Ему же нужно было на ходу овладевать телевизионной «спецификой». За то было ощущение творческой свободы и сознание, что ты открываешь каждый день по «Америке».
Время от времени по коридору проплывала женщина с решительным подбородком в горжетке из чернобурки зимой и летом. Она должна была следить за «правильной линией». Комиссара все боялись. По-моему, даже директор студии. В телевидении она естественно ничего не понимала. Но неприступный вид дамы и прямое обращение на «ТЫ» всех подтягивало «во фрунт». Жаль, но её фамилии как-то не удержала память. Вообще роль женщин - руководительниц в истории телевидения велика и однообразна. Они всегда выбирали себе любимчиков, а остальных запугивали до обморочного состояния. Назывались и причесывались они по-разному - То Валентина Ивановна, то Ирина Тимофеевна, но держали нашего брата в черном теле. Они приходили вместе с очередным директором и исчезали вместе с ним. Их грозный дух всегда витал над Шаболовкой.
У руля тогда встал Владимир Спиридонович Осьминин - такая многопудовая жизнерадостная махина, которая пришла с ЦСДФ, сменив на посту взбалмошную Шароеву. С Осьминина естественно началось развитие телевизионного документального кино. С ним вообще пришла на студию какая-то весёлая, радостная атмосфера. Он любил жизнь во всех её проявлениях. И это в то время, когда Власть всячески культивировала аскетизм и фарисейство. Про Осьминина рассказывали, что когда его послали за границу, а по существующим тогда порядкам, платили «тугрики», большую часть из которых человек должен был сдавать в посольство, Осьминин договорился с тамошним руководством, чтобы они ему перестали выдавать наличными зарплату, за то открыли счет в гостиничном ресторане, и он мог есть всё, что хотел и в любых количествах. Когда же посольство потребовало от Осьминина очередной раз взноса в кассу, он принес целый пакет обглоданных костей. От него отстали. И бросили на укрепление телевидения. Человек он был веселый и широкий. При нём телевидение вздохнуло свободно, и начался первый творческий подъём. Надо было присутствовать на ежедневных утренних летучках, которые благодаря Осьминину каждый раз превращались в бурлеск. Я думаю, что атмосфера творчества и постоянных открытий на телевидении началась именно с Осьминина. Партия еще не обращала на телевидение серьёзного внимания. Слишком мало было телевизоров. Страна готовилась отметить «оттепель». Хрущеву нужен был праздник. И телевидение «прибарахлилось».
Пришли первые 16-мм камеры. Снимали и монтировали на негативе, который обращался в позитив только в эфире. Иногда, «кверху ногами». Разобрать что-либо на узенькой этой пленке да еще в негативе было невозможно, даже через лупу. Поэтому в эфир все выходили с дрожью. В подвале варили плёнку первые проявочные машины, которыми командовал Миша Ревич. Он великолепно разбирался в «бегах» и все время пропадал на ипподроме. Но кинопроизводство на телевидении развивалось и кажется уже ничто не может остановить этот могучий процесс. /Как показала история через полвека - всё можно остановить. Но это случилось уже после Советской власти. И это была уже другая смешная история /.
На проходной стоял в черной шинели "Чапай" или тетя Маша.
Утром тетя Маша всегда задавала один и тот же вопрос:
- Товарищ Беляев! "Покажьте" пропуск.
Приближался Всемирный фестиваль молодежи. Это было грандиозное событие в Москве. Ради него закупили за границей целую дюжину «арифлексов» /роскошных миниатюрных кинокамер/ с «майхаками» для записи звука и пригласили на студию первый профессиональный отряд кинематографистов. Это были операторы только что окончившие ВГИК. Они жаждали славы и готовы были работать круглые сутки. Меня взяли в штат на должность старшего редактора Молодежно-спортивной редакции и поручили заниматься спортом на фестивале.
Перед самым фестивалем нас всех собрал в студии Первый зампред Комитета по радиовещанию и телевидению /так в 1957 году называлось наше начальство. До Пятницкой оно размещалось на затылке Пушкинской площади, в Путинках. Во главе стоял Чесноков - последний любимчик Сталина. Это он сочинил для Правды статью «О реакционной сущности еврейского народа», чтобы окончательно добить «космополитов». Но опубликовать не успел в связи с безвременной кончиной вождя. Теперь он либерапьничал на радио и телевидении. А в замах у него ходил с выпученными глазами такой Степанов. В душе - добрый человек. /После выхода на пенсию, он долгое время подвязался завхозом на телевидении. Вот эта должность была ему точно по плечу /. Так вот Степанов собрал весь творческий коллектив, а это значит человек пятьдесят-семьдесят, и объявил задачу:
- Засеките побольше кадров, а там разберёмся!
Мы вздрогнули, но подчинились.
Это были сумасшедшие недели. Ворота Шаболовки были нараспашку днем и ночью. На студию пачками свозили иностранцев. Документов не спрашивали. В студии даже успели снять « танец живота» в исполнении какой-то арабской танцовщицы. Никогда ни прежде, ни теперь не было такой творческой свободы. Благодаря телевидению не только Москва, но и вся страна участвовала в этом событии. Никому и в голову не приходило спать в эти безумные ночи. В центре шла гульба. Ну, прямо как на Бродвее.
Телевидение прославилось прямыми репортажами и народ осмелел за две недели до безобразия.
Игрушка становилась опасной. Власть это быстро оценила и сделала оргвыводы. С фестиваля начался для голубого экранчика новый отсчет времени. Вольницу быстро прикрыли. На проходной вместо тетки с наганом на боку, появился наряд милиции. На студию пришла цензура и заработал особый отдел кадров. Сразу выросла фигура Попрыкина. Как яркая фамилия! Его боялись куда больше, чем директора студии. А он сверлил всех своими бесцветными глазищами насквозь и гаденько улыбался. Неужто и Попрыкина надо сохранить для истории?
Может быть… Как деталь времени. Как характеристика незабвенной эпохи.
Все основные передачи шли из студии «А», которая впоследствии стала называться «кирокосовской». Киракосов научился бросать свою десятипудовую камеру, как пушинку. В передачах пошли отъезды и наезды. Студии «Б» ещё не было.
Кого-то звали по имени, кого-то только по фамилии. Так и остались в памяти: Шабарин. Алексеев, Юровский, Донатов, Бакулина, Миронова, Епишева, Куторга, Крылова, Тразанова, дядя Костя, Холопова, Ниренбург, Орлик Григорян... Каждый внёс свою лепту в строительство телевидения. Простите меня, дорогие, что не назвал вас всех! Для «чужих» вы памятники, для меня вы близкие навсегда. Вспоминаю ещё и ещё эти глаза, наполненные бешенной страстью к совершенно новому делу. Господи! Какие чудные лица. Какая славная и причудливая пора. Всё кануло в безвестность. Но не пропало. Это ушло в подкорку телевидения и время от времени, будет всплывать на поверхность сознания новых поколений. |
| Категорія: Спектакль документів | Додав: koljan
|
| Переглядів: 546 | Завантажень: 0
|
Додавати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі. [ Реєстрація | Вхід ] |
|
|
