Статистика
Онлайн всього: 1 Гостей: 1 Користувачів: 0
|
 |
Матеріали для курсової |
ДОРОГА В АД
|
| 23.04.2014, 21:23 |
| Впервые я столкнулся с монтажным фильмом на серии «Летопись полувека». Год моей серии был 1946. Для меня этот фильм, где я не снял сам ни одного кадра, был поворотом в понимании документалистики вообще. Именно тогда я понял, что даже монтажный фильм, сделанный из «чужого» материала может выразить твое отношение к жизни и создать образ времени. Ни один фильм не дал мне так много «открытий» и практических, и теоретических. Судя по многочисленным статьям и отзывам, он и моим коллег дал очень много.
Можно даже выразиться более откровенно. Именно на этом фильме я окончательно расстался с зеркальным отражением жизни на телевидении и стал искать пути художественного творчества на документальном экране. Здесь я понял, наконец, спустя целых десять лет работы в телевизионном кино и что такое монтаж, и что такое «контрапункт», и где кончается «хроника» и начинается строительство Образа. Тут впервые я перестал завидовать театру и прекратил считать себя неудачником.
Когда началась чеченская война я и не предполагал, что в самый её разгар в 1996 году мне снова придётся заняться этой темой. И потом три года я только и буду делать фильмы о войне. Сначала на том материале, который привозил корреспондент, а потом и сам отправился с ним в Чечню, чтобы сделать последние пять картин. Мы назвали эту серию из пяти фильмов «Кавказский крест», хотя, по сути, могли так назвать все тринадцать.
А начиналось всё с «Дороги в ад».
Александр Сладков военкор Российского телевидения работал в Чечне. Он делал короткие сюжеты в новости, а весь съёмочный материал откладывал про запас. Накопилось огромное количество пленки, частично использованной в эфире, но большая её часть осталась лежать бесформенной кучей, и сам Сладков мечтал только об одном, чтобы материал, полученный буквально кровью не сгинул, не был стёрт, как это часто бывает в информации.
О большом, настоящем кино он ещё не думал и, только через некоторое время понял разницу между репортажем и фильмом и, конечно, заболел документалистикой. Думаю, что это надолго, даже на всегда.
Сложность в нашей работе заключалась в том, что надо было уйти от холодной информации и создать полноценный и яркий образ события, не потеряв телевизионной правды.
Так мы решились на форму дневника военного корреспондента, сохранив даже в некоторых случаях новостные «стендапы». Рассказывали о войне с конца декабря 1995 по середину января 1996. Это был самый первый период войны, самый дикий и самый страшный. На штурм Грозного были брошены необученные новобранцы. Чеченцы были подготовлены к войне Дудаевым гораздо лучше. Российские же политики и генералы допустили страшный промах.
Но солдат был не виноват, он сражался под пулями за свою жизнь и за Родину. А власть и «общественники» призывали к войне за какой-то конституционный порядок. Кровавая каша заваривалась на лжи и чьих-то корыстных интересах. В армии это чувствовали от солдата до генерала. Видел и чувствовал это и Сладков. Об этом он говорит в открытую в фильме.
Но кроме кровавой неразберихи, надо было показать ещё сметенную душу русского солдата. Героическую и беспомощную в эти дни. Очень важно было найти особую интонацию рассказа корреспондента, который привык барабанить новости, а тут нужен был Хемингуэй. Новые слова и новая интонация далась Сладкову непросто. Но за то появился свежий образ военкора с его окопной правдой которому безусловно поверил зритель.
Начальная фраза Сладкова в фильме:
- Тогда, 11 декабря, ближе к вечеру, мы стояли на трассе Ростов - Баку, местные говорят «Бакинка», и снимали. Шла броня. Всем парили мозги на счет Конституции... Мы так и думали - пугнем чеченцев всей мощей и будет порядок. А на указателе какая-то падла нацарапала: «Добро пожаловать в Ад». Я помню ещё пошутил на счет благих намерений. Может у кого-то они и были. Не знаю...
Так начиналась Первая Чеченская война. Так начинался и наш фильм. Хроника уже была бита новостями. Неизвестна была интонация текста. Мы её долго искали, требуя от себя предельной искренности.
Но важны были не только кадры и факты, надо было найти звучание слова и стиль комментария. Это были не «новости». Война шла уже почти год и люди устали от кровавой бойни на экране и отворачивались от телевизора, когда начинался очередной репортаж. От нас требовались уже не просто факты, а образы, которые могли тронуть сердца людей.
После вывода титра названия фильма «Дорога в АД» в первом эпизоде в городе готовятся к обороне. На площади чеченцы пляшут свой воинственный танец «Зикр». Окна нижних этажей дворца «Дудаева» закладывают мешками с песком. Сладков в кадре, перед дыорцом на площади нарочито грызёт семечки (этого кадра, конечно, не было в «новостях») и кричит оператору:
- Димыч! Наводи свой фокус. Стендап!
Такое использование телевизионного приема из «новостей» позже критикам покажется излишним, якобы это снижало «художественное» достоинство картины. А мне кажется наоборот. Постоянное присутствие корреспондента в кадре только укрепляет «эффект присутствия» и время «прошлое» становится «настоящим».
... Перед Новым годом авиация начала бомбить город. Без особого разбора.
Текст Сладкова за кадром:
- Мы материмся и качаем «новости». А новости наши вот такие:
И мы видим жуткие кадры сгоревших машин, раненных кричащих людей.
- ...Кошмар! Вьетнам какой-то! Мой дед на бойне был летчиком, отец летчик, сам я восемь лет прослужил в авиации и знаю, для чего она предназначена. Но вот тут - сплошная лажа. Ну, не хотят они с нами жить. Что ж, всех пустить «под замес»?!
В этих словах всё настроение фильма. Неприятие этой войны и невольное сочувствие чеченцам, защищающим свою свободу. Так в те дни казалось не одному Сладкову, так думали в стране многие.
Потом всё изменится и у народа, и в нашем настроении и в нашем фильме. Но по правилам драматургии «первый» фильм это «завязка» и мы не в праве показать, что зрителя ждёт впереди. Хотя к моменту работы над серией нам многое уже стало ясно.
Сладков за кадром бросит фразу:
- У меня и сейчас полста вопросов. К себе, и к Господу Богу…
По тротуару идут толпы беженцев. Среди них хромает маленькая собачёнка с перебитой лапой. Этот кадр станет одним из сильнейших символов фильма.
Текст за кадром:
- Человек грешен, я понимаю. Но за что собаку?!
На площадь из разбитого дома выкатили пианино. Солдат стоя отбивает на клавишах примитивный мотивчик:
«Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил…»
Я прошу композитора фильма Максима Кравченко сделать из «Чижика» несколько разных вариаций. Он сначала даже не понимает задачи. Как в трагическом сюжете о войне можно использовать такую легкомысленную песенку.
«Выпил рюмку, выпил две – закружилось в голове».
Примитивный мотивчик, ставший контрапунктом страшному изображению, создал особый колорит в картине, который нельзя выразить ни изображением, ни словом.
Конечно, в дальнейшем Максим написал музыкальный образ для всей серии. В фильмах прозвучал «Собачий вальс», «Соловей, соловей пташечка» и вообще я считаю, что Кравченко сделал так много для моих чеченских фильмов, что я думаю без него их просто бы не было. Именно музыкальное решение часто глубже раскрывает мысли и чувства, которые нами движут, но мы порой не находим для них нужных слов и кадров.
Постепенно вырисовывалась композиция картины и главная идея.
Мы хотели создать образ современного русского солдата и поклониться ему до земли. Делаем это в форме фронтового дневника.
Текст Сладкова за кадром:
- 7 января. Консервный завод. Ставка 8 армейского корпуса. День и ночь бухают минометы. Я спросил тут у бойца – что, мол делаете?
Работаем по Дворцу...
Слово-то какое «работаем». Стволы почти под прямым углом. Значит, мины ложатся рядом. В чем счастье минометчика? В том, что он не видит, кого убивает. В чем счастье пехоты? В том, чтобы вернуться из боя на своих двоих.
12 января... Командный пункт группировки. Подбираемся шаг за шагом к Рохлину. Ведь его никто, никогда не видел. Что он скажет? И вот перед нами первое интервью командующего:
Синхрон генерала Рохлина:
- Моя служба в основном проходила в Заполярье. Таджикистан, Афганистан, горячие точки на Кавказе. Это третья моя война. Шесть лет я воюю. Это больше, чем шла Великая Отечественная война. К великому сожалению, я ни в коем случае не горжусь своими победами, а испытываю величайшее чувство неудовлетворенности и досады, что это всё твориться в России.
В картине много солдатских сцен, эпизодов войны, неподготовленных интервью.
Сладков с горечью признается в тексте:
- Я, как придурок, лезу в душу солдата, только что вернувшегося из боя.
Синхрон солдата:
- Я не могу вам сказать, какие чувства. Одно только скажу - тяжело нам здесь. Всё.
Сцены боёв сняты бесстрашным Вадимом Андреевым. Он лез в самое пекло, хотя сам прихрамывает и ему тяжело ходить даже по ровной земле. В Чечне зимой грязь непролазная, он даже потерял сапог, еле нашли замену, сорок шестого размера. Во время штурма дворца ранили его ассистента Сергея Кукушкина. Объектив его камеры чеченский снайпер принял за оптический прицел. Счастливый Кукушкин, с перебинтованной головой и чудом уцелевший говорит на камеру:
- ...Эту пулю я запомню на всю жизнь.
Конечный эпизод фильма:
Вертолет с раненными летит над Тереком. Вповалку на полу лежат солдаты, и не поймешь, о чем они сейчас думают. Сладков лежит рядом.
Текст за кадром:
- ...22 января. Возвращаемся. Теперь я знаю, что такое война, но не знаю, зачем она. Спать не могу. А засыпаю, как убитый.
Как бы в сне возникают кадры мирного домашнего праздника в чеченской семье. Танцует лезгинку маленькая девочка. Молодой русский солдат, сидя на танке держится за голову.
Грустно звучит «Собачий вальс», разбиваемый какофонией рояльных аккордов.
Камера медленно плывёт над дорогой войны.
Текст Сладкова за кадром:
- ...А через несколько дней мы снова шли по Грозному, Но это уже другая история.
Так заканчивался фильм «Дорога в Ад», ставший пилотом серии, которая потом делалась целый год. О первой войне были сделаны ещё две картины: «Собачий вальс» и « Вся война». О второй Чеченской была выстроена продолжение серии «Настоящая война» из пяти фильмов.
После Будёновска и Кизляра, и особенно после нападения Басаева на Дагестан, коренным образом изменилось в обществе отношение к нашей армии. Россия снова полюбила своего защитника.
Изменились и наши картины. Но форма осталась неизменной.
Третья часть серии «Кавказский крест» требует отдельного разговора. Это была уже не «монтажная», а съемочная работа. Мне пришлось даже «тряхнуть стариной» и отправиться в Чечню самому. Материал давался трудно, и один корреспондент с оператором справиться не могли.
Саша Сладков одел меня в форму с ног до головы, и в Чечне меня сначала приняли за генерала-инспектора. На «вояку» я уже не тянул. |
| Категорія: Спектакль документів | Додав: koljan
|
| Переглядів: 719 | Завантажень: 0
|
Додавати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі. [ Реєстрація | Вхід ] |
|
|
