СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ СЕМЬИ КАК СПОСОБ РЕАЛИЗАЦИИ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА
Все, что мы знаем о семье, определяется тем, как удается узнавать то, что сегодня считается известным. В социологии вообще (а в фами-листической —в особенности), изучающей всем давно известное, даже банальности становятся научным фактом, если измерены надлежащим образом. Когда же удается найти нечто новое в привычном или разглядеть то, мимо чего всегда проходили, как сквозь стену, тут сразу возникают сомнения в достоверности суждений. И дишь социологи- 95 чески измеренное утверждение в строгом соответствии с канонами процедур надежности и обоснованности будет принято во внимание, в том числе и для критики или последующего опровержения теории, породившей именно эти, а не какие-либо другие измерительные процедуры. И тут вновь необходимо возвращение к началу — к теории, которая все менее, как говорится, идет от бога и все более конструируется, и к инструментам познания, которые создаются все той же взятой за основу теорией и приспосабливаются «под нее». Таким образом, независимость исследовательских инструментов от теоретических предпосылок кажущаяся, их вспомогательная роль налицо, и поэтому в противоположных концепциях разрабатываются различные шкалы и процедуры, служащие целям измерения тех феноменов, которые порождаются этими концепциями. Конечно, многие технические приемы автономны и могут непосредственно не производиться в рамках какой-либо из альтернативных теорий, хотя их возникновение объясняется господствующей в науке постановкой проблем. Так, в социологической демографии семьи появление индикаторов предпочитаемого числа детей было вызвано сменой парадигм — старая, бихевиористская1, исключающая поведение семьи между стимулами (условиями жизни) и реакциями (числом детей в семье), стала «трешать по швам», уступая место новой, «поведенческой» или «социологической» парадигме. Однако интерпретация данных об установках на число детей продолжала различаться в противоположных концепциях. Сторонники «прямой связи» между условиями жизни и детностью стали иначе толковать «идеальное» число детей, чем представители «обратной .связи». И в этом проявилось влияние каждой из альтернативных теорий на использование технического приема в исследовании. Более того, данные по какому-либо индикатору, например по «идеальному» числу детей, могут завышаться в конкретных исследованиях, проводимых в духе «прямой связи», из-за невнимания, допустим, к 1 Бихевиоризм — теоретическое направление в психологии, фиксирующее внимание на внешних проявлениях человеческих действий по схеме «стимул — реакция», т.е. исключающее внутренние «пружины» из специального рассмотрения. Предполагается, что различие реакций на один и тот же стимул полностью описывает поведение, и в этом смысле бихевиористский подход считается поведенческим. Здесь бихевиористскими именуются те концепции, которые исключают мотивацию, внутреннее многообразие интерпретаций одного и того же внешнего стимула в зависимости от ценностных ориентации. Парадигма — термин, введенный Т. Куном, для обозначения комплекса научных взглядов и обыденных представлений, присущих в определенные периоды отдельным научным сообществам. Смена парадигм диктует новую постановку проблем и порождает новые теории и подходы — как это, например, произошло с марксистской парадигмой в России в последние годы. 96 формулировкам вопросов, их расположению в анкете и т. д., в чем, собственно, и проявится подспудное и в известной мере неконтролируемое воздействие исповедуемой учеными теории. Однако, защищая полученные результаты опроса, ученые могут апеллировать к тому, что такова методика, что ее надежность не подлежит сомнению, и поэтому полученные данные истинны и объективны. Их критики, отсюда, сосредоточат внимание на тех или иных особенностях методик и процедур, но, увы, разгоревшаяся полемика может оставить в стороне главное — принципиальное различие теорий. Поэтому основной интерес должен быть сосредоточен на самой теории, определяющей стратегию, тактику и детали организации исследования. В свою очередь альтернативность макро- и микротеорий семейных изменений зависит также и от сложной сути самой семьи как объекта исследования. Семья — системный объект, и поэтому в случаях расхождения объяснений тех или иных данных возникает соблазн искать причины в биологических, медицинских или психологических факторах. Рост разводов, к примеру, как социальный феномен может в случае психологической редукции объявляться итогом «несходства характеров», а многодетность семьи может считаться следствием «инстинктов». С методологической точки зрения трудность соблюдения дюркгеймовско-го требования объяснять «социальное социальным» связана со спецификой самой семьи. Применение же системного подхода позволяет адекватно отобразить в научных моделях системную природу семьи как объекта изучения и добиться в рамках социологического объяснения семейной динамики согласования медицинских, экономических, демографических, психологических и других данных. Преимущество системного подхода к семье в том, что создается прежде всего возможность сосуществования множества теорий и концепций, конструируемых в рамках метатеории, каковой, по сути, оказывается системная теория, представляющая собой не что иное, как «межсистемный подход». Метатеория семьи, снимающая в пределах дихотомической оппозиции обособление субъекта и объекта, индивида и семьи, семьи и окружающих систем, оказывается своего рода методологическим мостом, связующим теорию личности и теорию семьи, теорию семьи и теорию социума, наконец, теорию семьи как института и теорию семьи как группы. Целостность взаимодействия подсистемы семьи как малой группы с ее экосистемой — социальным институтом семьи означает, что отдельная семья может быть понята диалектически лишь в связи с другими семьями — субсистемами, т. е. в соотнесении с феноменом социального института семьи, а не сама по себе, не как изолированное нечто. Каждая субсистема семьи связана со всеми другими в оп- 97
ределенной иерархической композиции преобразований и изменений так, что функционирование отдельного уровня опирается на предшествующий и детерминируется последующим. Например, изменения жизненного цикла отдельной семьи зависят не от самих по себе возникающих семейных событий, а от актуализации предшествующих ситуаций в связанном с ними социальном контексте, где происходят процессы, в том числе относящиеся к социальному институту семьи, т. е. эти изменения цикла находятся также под воздействием высшего уровня системы. Другими словами, изменения семейного цикла жизни определяются не только предшествующими, но и последующими стадиями, которые еще не наступили в этой семье, но непременно произойдут, как они происходят и уже произошли в миллионах семей, принадлежащих к целому — социальному институту семьи. Подобная детерминация настоящего еще не наступившим будущим парадоксальна и непостижима, если ограничиваться изучением одной, отдельно взятой и изолированной семьи, игнорируя системный и диалектический подходы. Но эта загадочная и тем не менее реальная ситуация существует. В одном из исследований московских семей применение системного подхода к ретроспективному выявлению жизненных путей, ведущих разные семьи к двухдетности, позволило предсказать точно, какие из жизненных линий приведут в дальнейшем к появлению третьего ребенка в семье, а какие нет2. Следует отметить еще один аспект применения системного анализа семьи — познавательный. Признавая множество семейных систем в универсуме семейности, нельзя не признать и множества путей изучения этого мира семьи, множества конструкций семейной реальности. Но именно системный подход облегчает синтез и интеграцию этих различных интерпретаций благодаря присущей ему диалектике — умению «соединять несоединимое». Соединение разных взглядов воедино, но без единообразия (коллапса научного поиска) достижимо при обеспечении взаимодействия разнообразных перспектив. Системный подход дает возможность реализации принципа взаимной дополнительности научных школ и мнений, в том числе и реализации феноменологического анализа семьи. Здесь опять же выручает понимание диалектической взаимосвязи между онтологической реальностью семьи и ее одновременным конструированием как существующей реально. Экосистемный и одновременно диалектический подход избегает крайностей: он не трактует знание о социальной реальности семьи как «объективную истину» и 98 2Антонов А. И , Мед ведков В М. Второй ребенок. М : Мысль, 1987. как якобы «чисто субъективную» реальность. Просто между структурами познавательных актов и структурами реальности имеются корреляции. Задавая вопросы о семейной реальности и отвечая на них, ученые (впрочем, как и обыватели) объединяют эти структуры в единой перспективе взаимоотношения значений. Онтологический статус, таким образом, придается значению, что создает возможность диалога между разумом и реальностью. Содержание различных «субъективных» интерпретаций, оказывающееся общезначимым, может рассматриваться (до очередной смены парадигм) в качестве истины, т. е. конвенциально, по некоему подразумеваемому согласию. Системное исследование семьи претендует на изучение нелинейных взаимодействий, на учет целостных параметров семьи как института и группы. До сих пор остаются справедливыми сетования зарубежных и отечественных специалистов на бедность понятийного аппарата, описывающего семью как социальный институт, на нехватку понятий-связок, описывающих связи семьи с обществом. Термины «функция», «норма», «ценность» перегружены частым использованием, но их явно недостаточно. Получше обстоит дело с понятиями, описывающими семейные процессы на уровне группы, поскольку исследования такого рода сейчас составляют свыше двух третей всех работ. Однако столь же мало понятий, относящихся к семье как единству, целостности, как подлинно групповому феномену, не сводимому к свойствам индивидов. Поэтому большинство ученых вынуждены использовать при анализе семьи понятийный аппарат, предназначенный для характеристики поведения личности. Недостаточно разработаны термины, способные охватить динамику семьи по стадиям жизненного цикла (здесь также заметна редукция к возрастному циклу индивида). Нет концептуальных средств, отличающих распад семьи из-за смерти ее членов от распада, вызванного социальной гибелью семейной целостности Лучше обстоит дело с понятиями, очерчивающими семейные взаимоотношения как таковые в связи, по-видимому, с практикой групповой психотерапии и семейной психодрамой. Однако зачастую термины парного взаимодействия применяются для описания семейно-групповых интеракций. Разумеется, системный подход в рамках какой-либо интегральной науки о семье (будь то фамилистика или иная дисциплина) не снимает сразу всех проблем, но он предоставляет возможность для творчества в данном отношении. С точки зрения экзистенциальной, т. е. при анализе жизнеспособности экосистемы, важно определить «единицу выживания». Таковой может быть не сам по себе организм, изолированный ин- 99 дивид, а лишь некая система, обладающая силой и влиянием. Если это семья, внутри которой «борются за выживание» ее члены, тогда, разрушая свою среду существования (семейную целостность), они тем самым разрушают самих себя. Вместе с тем семья борется за свое сохранение в социуме и должна обладать потенциалом сопротивления вмешательству государства и других институтов. Семья как автономная система не может не характеризоваться средствами противодействия таким внешним влияниям, которые угрожают ее существованию. Дихотомия понятий «власти» и «контроля», понимаемых как способность оказывать влияние (власть) и способность ограничивать это влияние (контроль), служит отражению отношений между системой и ее средой3. Семья как субсистема ограничивает влияние экосистемы общества на свое существование в качестве специфического института, т. е. стремится к сохранению своей автономии, суверенности. Когда в системном взаимодействии общества и семьи начинают преобладать власть, стремление лишить семью ее своеобразия (процесс перехвата функций семьи другими институтами), баланс нарушается, так как отсутствует взаимный договор между сторонами взаимодействия. Однажды возникшее системное напряжение усиливает конфликты и конкуренцию. Чрезмерное вмешательство в семейную систему внешних систем ведет к возникновению нового образца интеракции между ними, что может привести в конечном счете к угрозе существованию самого социума, к разрушению общества. Этот итог возможен и при усилении контроля над семьей со стороны отдельного социального института, например государства, присваивающего себе властные полномочия всего общества. При разработке программ фундаментальных социологических исследований институциональных изменений семьи системный подход незаменим. Проведение социологического исследования является трудоемкой и дорогостоящей разновидностью научной и социальной деятельности Поэтому столь редки фундаментальные исследования семьи, а в прикладных исследованиях, ориентированных на выполнение какого-либо социального заказа, тем более нечасто встретишь теоретические предпосылки решения поставленной заказчиком практической задачи. Это не значит, что они отсутствуют вообще, — так не бывает, просто не считается нужным выделять специальный раздел для формулирования исходных теоретических положений. Обязательное требование составления программы проектируемого исследования, где неотъемлемой частью наряду с «анкетой», инст- 3 Mad dock I. W. Integrating dialectical and systemic approaches to family theory // Family Process, 1988. 100 рументарием, т. е. методическим разделом, должен присутствовать теоретический раздел, часто нарушается. Но даже простое перечисление исповедуемых автором исходных положений дает многое —тем самым очерчивается круг вопросов и ответов на них, как бы проясняется направленность поиска, и контурно намечается возможный результат. Одновременно становится ясной и родовая принадлежность данного исследования: относится ли оно к социологическим либо к социальным исследованиям. Вообще различие между этими типами исследований относительно. Отнесение к социальным любых видов деятельности, где исполь-з>ется высказывание мнений, вполне допустимо, но как тогда квалифицировать суждения о холодильниках, космических ракетах или футболе? Статус социального исследования приобретает только тот опрос людей, когда определяется отношение к собственно социальным сферам деятельности и когда выясняется система ценностей и установок самих респондентов. Социологический опрос отличается при этом от криминологического, этнографического, экономического и т. д. согласно различию предметов социологии и этих социальных наук. Точно так же опросы в социологии семьи разнятся от опросов в юриспруденции, экономике и др. Таким образом, социологическое исследование семьи в целом (использующее не только опрос) отличается от социальных исследований семьи, проводимых в социальных науках, по своему предмету, а не по каким-либо специфическим методам. В данном учебном пособии обсуждаются особенности применения социологических методов к исследованию семьи, особенности исследовательской деятельности, нацеленной на поиск ответов в связи с возникшими вопросами, на решение различных головоломок теоретического и методического планов. В рамках полевых (т. е. некабинетных) исследований трудно провести границу между теоретиками и эмпириками, прикладниками-экспериментаторами, особенно когда от начала до конца все исследование осуществляется одним коллективом. Поэтому ниже будет употребляться слово «исследователь» для обозначения всех видов деятельности, практикуемых в социологическом исследовании. При этом словом «социолог» можно пользоваться как синонимом слова «социолог-исследователь», хотя первое шире по объему — к социологам относятся также исследователи-методологи, анализирующие познавательную деятельность исследователей-теоретиков и прикладников. Социологи — это и преподаватели, и социальные менеджеры, и эксперты разного рода, не только участвующие в осуществлении специальной экспертизы, например, в связи с чернобыльской аварией, но также использующие свой профессиональный °пыт исследования какой-либо проблемы для оценки каких-либо актуальных ситуаций или будущего хода событий. 101 Однако для специалистов, не занимающихся непосредственно исследованием социологических (социальных) проблем, слово «исследователь» (и в этом смысле «социолог») неуместно. Для них больше подходит — и здесь нельзя не согласиться с известным демографом В. А. Борисовым — слово «ученый», «научный сотрудник» либо «сциентист», «публицист» и т. п. Разумеется, специалисты по истории социологии, посвятившие себя вторичному анализу или комментированию теорий и результатов исследований, в большей мере социологи, чем ученые — администраторы или юристы, физики и т. п., но в меньшей мере, чем те, из чьих рук они получают первичную информацию. Самым главным этапом проведения социологического изучения семьи, как уже отмечалось, является разработка его теоретического раздела, а при создании программы исследования — это уточнение теории вопроса и концепции. Конечно, важно определить правильно объект и единицы наблюдения, а также в соответствии с правилами процедуры собрать данные и обработать их на компьютере. Наконец, велика роль завершающего анализа информации и составления научного отчета, его подготовки для публикации. Нужны все этапы, но всего нужнее самый первый по порядку и по смыслу процесс работы над концепцией, поскольку потом, после пилотажной, пробной проверки инструментария и гипотез, уже ничего нельзя будет изменить. Видимо, при анализе данных можно о чем-то умолчать, что-то убавить, но, увы, невозможно прибавить к содержанию, заданному положенной в основу теорией, того, что отсутствовало в ней с самого начала. Таким образом, рабочая теория задает диапазон содержательной информации и ее интерпретации, и поэтому сама работа над теоретическим разделом программы исследования должна рассматриваться как творческий процесс, а не как формальность, позволяющая зафиксировать в письменном виде известные теоретические положения, но применительно к конкретным условиям осуществления заданного исследовательского проекта. В теоретическом разделе важно оговорить исходные предпосылки исследователя и возможные воздействия на будущие результаты условий данного исследования. Другими словами, надо описать в программе меры по нейтрализации возможного искажения данных в связи с типом проектируемой выборки и спецификой метода сбора материалов. Каждый из социологических методов (наблюдение, анализ документов и опрос) характеризуется различными свойствами неконтролируемого взаимодействия объекта и условий исследования. Учет данного обстоятельства при подготовке исследования и при заданных уже целях может существенно изменить всю организацию деятельности по осуществлению проекта. К сожалению, в учебниках труд- 102 но дать рекомендации относительно того, как при определенной цели исследования выбрать адекватный ей метод исследования с учетом имеющихся возможностей исследователей. Для этого необходимо знать конкретно очень многое, но в том-то и польза учебных пособий по методологии социологических исследований разных сфер социальной деятельности, что знание общих принципов дает способным исследователям мощное оружие — метод как искусство исследовательского «священнодействия» по решению злободневных социальных проблем средствами социологического исследования. С точки зрения потенциальной деформации данных наиболее уязвимым является метод опроса, наименее — анализ документов, и среднее между ними положение «золотой середины» занимает метод наблюдения. На чем основано это суждение (разумеется, речь идет об изучении семейных отношений, о сравнительной ценности трех основных методов применительно к семейной сфере), что тут принимается прежде всего во внимание? Важен учет степени «естественности» исследуемого материала в сопоставлении со степенью его «искусственности». При опросе сначала создается анкета или вопросник интервью, и потом эта хитросплетенная сеть с приманками разного рода «набрасывается» на респондентов. Документы же разного рода (а в широком смысле все может именоваться документом) никогда не предназначаются для какого бы то ни было изучения, они плод спонтанных действий участников социальной пьесы В идеале социолог должен уметь так организовать свой поиск, чтобы свести к минимуму конструирование требующейся об объекте информации. Например, изучая социальную структуру и социальную мобильность семей, можно обратиться к историям жизни, рассказанным представителями разных семейных поколений. При этом социолог свои вопросы к социальной реальности как бы переадресует выбираемым им собеседникам. Подобное перекладывание забот «на чужие плечи» заметнее всего в разного рода опросах (анкетировании, интервью, тестировании и т. п.). Если же воспользоваться тем материалом, который создавался в жизни, то тут, пожалуй, только в процедуре отбора скажется исследовательский «произвол». Можно взять для изучения семейные фотографии, письма, дневники и т. д. А можно, как это сделал кто-то из зарубежных исследователей, проследить социальную структуру семей по захоронениям на кладбище. Чем ближе семейная оградка к церкви, тем выше социальное положение семьи, чем больше мрамора, тем богаче семейный клан. Тут также уместны сомнения; насколько обоснован с точки зрения выяснения статуса семьи выбор столь необычных инди- 103 каторов, как захоронение, близость к церкви, измерение расстояний, число обследованных семейных оград, и т. п. Но важно другое — социолог взял в качестве документа реальность, существующую вне и независимо от каких-либо исследований. Поэтому этот материал в сравнении с рассказами о семейных историях надежнее. Любой рассказ — это уже интерпретация, но ориентированная на своих, на членов семьи (через письма и дневники), а не на исследователя и не на широкую публику (как это бывает в мемуарах). Рассказ о жизни семейных поколений по просьбе социолога — это другая интерпретация событий, ориентированная на «общество» в лице исследователя. Это, так сказать, «вторичная» интерпретация в отличие от «первичной», предназначавшейся для своих, лишь для членов семьи. В свою очередь размышления социолога — это уже «третичная» интерпретация того, что «первично» рассказывалось своим в качестве обыденной интерпретации и что было специально процежено сквозь сито «вторичной» интерпретации, приспособленной к ушам интервьюера. Пример с захоронениями ярко оттеняет социальную суть «естественного» документа: здесь нет даже «первичной интерпретации». Именно в этом принципиальная разница между методом анализа документов и методом анализа анкет или записей интервью. Анкета — это всегда как минимум вторичная интерпретация, а документ как максимум — первичная. В нашем примере с захоронениями, конечно же, можно рассматривать ограду, памятники, надписи на них и т. п. как символ семейной солидарности, как информацию для всех посетителей кладбища не только о семейной памяти, но и о социальном облике наследников умерших. В контексте культуры жизни и смерти эта символика говорит о многом, и в этом смысле допустимо трактовать подобные документы как несущие обыденную интерпретацию, как косвенное проявление первичной интерпретации. Говорят, что Бехтерев не любил тесты. Когда его спросили, отчего эта нелюбовь, он высказался в том духе, что, дескать, зачем ему термометр, если он и так видит, какая на улице погода. Разумеется, психологов подобного класса единицы, но они, как сами собой настраивающиеся тесты, все о поведении людей узнают по видимым лишь им признакам. Они, как следопыты в тайге человеческого поведения, подмечают такое, что лучше не оставлять следов. Но дело в том, что для профессионала «следом» становится все: жест, взгляд, слово, улыбка и т. д. Действительно, тут уж не скроешься, потому что настоящий исследователь умеет извлекать и оценивать информацию, постоянно излучаемую каждым, но доступную избранным (правда, в последние годы что-то много развелось «избранников»: магов, экстрасенсов, ясновидцев, и это особая тема — массовая стрессогенность и потребность лю- 104 дей в психотерапии, увы, не удовлетворяемой существующей организацией здравоохранения). В социологии лишь мощь теории способна обеспечить «считывание» информации об изучаемой части социума. Благодаря теории появляются «следы», разного рода опознавательные знаки на трассе социологического поиска. Благодаря ей происходит превращение в сигнал, символ, значение любого штриха социальной интеракции. Теория — это кла-,зезь, «тезаурус» символов и значений какого-то сегмента реальности, но это не склад тайнописи, а скорее клад, поскольку здесь хранятся ключи от шифров. Теория прежде всего дает умение расшифровывать любые коды социальных отношений, в том числе и семейного общения. Методология при этом раскрывает, как это делается, как удается распределять по типам и классам символы и знаки, каковы правила считывания, перевода с одного языка значений на другие языки. Методология показывает, как применяются теории в конкретных ситуациях, как возникают методики изучения тех или иных ареалов социума, т. е. взаимодействие рабочих концепций со свойственными каждой дисциплине методами конструирования и толкования фактов. Трудно представить, что социология возможна без «термометра», и, чтобы узнать, какая в обществе «погода», достаточно будет просто выглянуть в окно, не прибегая к помощи теории и методологии. Значит, метод может стать той самой точкой опоры, которая позволит перевернуть мир? Объект наблюдения и объект исследования. К изучаемым в социологии семьи объектам могут применяться при сборе информации методы анализа документов, наблюдения и опроса. Выше отмечалось, что в социологии любое изучение такого рода не свободно от неконтролируемых воздействий на результат со стороны социолога и методов, средств исследования. Все виды опроса (очное и заочное анкетирование, стандартизированное и свободное интервью, жизненные истории и углубленные интервью) связаны с получением информации, в значительной мере создаваемой исследователем. В этом смысле анализ документов менее уязвим, так как документ не создается социологом непосредственно. Статусом «документа» наделяется та часть социальной реальности, которая существует вне исследования. В отличие от документа анкета создается и существует в исследовании. Поэтому указывалось, что потенциал деформации данных об изучаемом феномене объемнее при опросе, чем при анализе документов.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ СЕМЬИ КАК СПОСОБ РЕАЛИЗАЦИИ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА» з дисципліни «Мікросоціологія сім'ї»
