ДИПЛОМНІ КУРСОВІ РЕФЕРАТИ


ИЦ OSVITA-PLAZA

Реферати статті публікації

Пошук по сайту

 

Пошук по сайту

Головна » Реферати та статті » Міжнародні відносини » Світове панування або глобальне лідерство

Гегемония и демократия
Американская глобальная гегемония управляется американской демократией; никогда прежде глобальная гегемония не осуществлялась по-настоящему демократическим и плюралистическим государством. Однако требования гегемонии могут вступить в принципиальное противоречие с достоинствами демократии, противопоставить гражданские права и национальную безопасность, стремление действовать решительно и осмотрительно. Поэтому вполне своевременно задаться вопросом: может ли глобальная гегемония создать угрозу американской демократии?
252
Демократия глубоко укоренилась в самой ткани американского общества. Свобода выбирать своих политических лидеров, голосовать и свободно высказываться, равенство перед законом и признание всеми верховенства закона (включая президента, как это на себе ощутили Никсон и Клинтон) являются священными принципами, составляющими суть американской демократии. Государственная политика формулируется в соответствии с требованиями конституции и в этом смысле отражает волю американского народа. Отсюда следует, что осуществление гегемонистской власти за рубежом тоже должно находиться в поле зрения демократической общественности.
Опросы общественного мнения показывают, что принципиальное отношение американского народа к идее осуществления гегемонистской власти остается достаточно трезвым, разумным, хотя и окрашенным некоторым идеализмом. Американцы ошибочно считают, что Америка предоставляет больше иностранной помощи, чем другие богатые страны (так считает 81% опрошенных в рамках Программы отношения к внешней политике, ноябрь 2002 г.), но большинство все-таки относится одобрительно к такой щедрости (преувеличенной). Американцы в целом поддерживают ООН, но в 2002 году около 30% опрошенных считали, что «Америке следует самой решать свои международные проблемы (в 1995 г., по данным опроса центра «Pew», эта цифра составляла 41%).
Можно утверждать, что после окончания «холодной войны» большинство американцев разделяли многостороннее видение мира. Они выступали за законность процессуальных норм, признавали становящуюся все более реальной глобализацию и считали необходимым действовать через международные организации. В опросах общественного мнения, проведенных в конце истекшего столетия, около 67% опрошенных высказались за усиление ООН; 60% - за усиление ВТО; 56% - за усиление роли Международного Суда и 44% - за укрепление МВФ; 66% поддержали идею Международного уголовного суда9. Очевидно, что умонастроения американцев относительно гегемонистской роли США в мире были по большей части
253
не агрессивны, и односторонний подход не пользовался популярностью.
А потом наступило 11 сентября 2001 г. Последовавшее изменение перспектив, когда на смену относительно мягкому представлению о роли Америки в мире пришла озабоченность ее собственной безопасностью, проявилось не столько на уровне общественного мнения, сколько в высшем политическом сознании. И в самом деле, несмотря на продолжительную пропагандистскую кампанию относительно, как утверждалось, неминуемой угрозы со стороны Ирака, даже в феврале 2003 года, за месяц до начала войны, большинство американцев считали, что военная сила должна применяться только рамках мандата ООН. В конце 2002 года 85% населения США считали, что Америка «должна прислушиваться к мнению своих основных союзников»10. Однако точка зрения Белого дома была иной, и именно Белый дом, в первую очередь президент США, задавал тон.
Этот тон был одновременно паническим и самоуверенным. На фоне естественной реакции на жестокое преступление администрация подчеркивала общую враждебность обстановки в мире после 11 сентября, где неуловимые силы зла создавали смертельную угрозу для национальной безопасности. Сам президент рисовал черно-белую картину мира, четко разделенного на силы добра и зла. Не поддерживать Америку - означало относиться к ней враждебно.
Компьютерная обработка высказываний президента после 11 сентября показывает, что к февралю 2003 года, то есть примерно на протяжении 15 месяцев, он публично не менее 99 раз использовал различные варианты мани-хейской фразы «кто не с нами - тот против нас» (особую популярность ей придал Ленин!). Американский народ призвали ни мало ни много, как защищать саму цивилизацию от апокалиптической угрозы глобального терроризма. Новая миссия неизбежно увеличила давление на американскую демократию, которое уже и так было заложено в самой идее глобальной гегемонии Америки.
Даже в самых благоприятных условиях трения между традициями внутренней американской демократии и
254
требованиями глобальной гегемонии были бы неизбежными. В прошлом имперская мотивация была по своей природе элитарной, и имперское лидерство требовало наличия элиты, проникнутой духом особой миссии, особой судьбы и даже особых прав. Это, безусловно, было справедливо в отношении Британской империи, а также ее великих предшественников - римской и китайской, не говоря уже о других менее ярких имперских наследиях. Ответственность периода «холодной войны» и последующая гегемонистская роль произвели на свет некий эквивалент подобной элиты. Это наиболее ярко символизируют власть и статус нескольких региональных американских главнокомандующих, фактически играющих роль вице-королей в некоторых ключевых внешних зонах безопасности, и находящаяся за рубежом огромная профессиональная американская бюрократия. Самым последним примером является американская оккупация Ирака и назначение~а~мериканца главой Временного совета в Багдаде.
Появление американской гегемонистской элиты является неизбежным следствием роста американской мощи в последние полвека. В то время как США в период «холодной войны» и после ее окончания выполняли свои глобальные обязательства, постепенно складывалась соответствующая всемирная военно-политическая структура, управляемая исполнительной властью и обеспечивавшая реализацию постоянно усложнявшейся роли Америки в мире. Со временем колоссальный дипломатический аппарат, военные инфраструктуры, системы сбора разведывательной информации и бюрократические интересы объединились для управления этим всеобъемлющим присутствием Америки в мире. Воодушевленные концентрацией знания, интересов, власти и ответственности, имперские бюрократы стали смотреть на себя как на людей, обладающих всем необходимым для того, чтобы определять поведение Америки в этом сложном и опасном мире.
Влияние новой гегемонистской элиты на национальную политику, однако, ограничивается сохраняющимся контролем - особенно через «власть кошелька» - со стороны Конгресса, весьма чувствительного к настроениям
255
американского общества. Комитеты Конгресса, наблюдающие за осуществлением дипломатического курса, за системой приоритетов и организацией военного истеблишмента, деятельностью разведывательного сообщества, оказались мощным препятствием на пути формирования полуавтономной имперской бюрократии в сфере исполнительной власти. Без таких законодательных сдержек и свободной прессы гегемонистские настроения, отражающие гегемонистские интересы относительно однородной бюрократической элиты, могли стать преобладающими в обширных бюрократиях Министерства обороны, Госдепартамента, ЦРУ и других зависящих от них правительственных учреждениях и получастных организациях, которые они финансируют.
Тем не менее реализация военно-политической мощи США несет в себе присущие ей огромные возможности использования накопленного опыта и информации, связанной с зарубежными интересами. Сам масштаб этой деятельности приводит к появлению многогранного сообщества, способного в любой момент мобилизовать обширную комбинацию фактов и аргументов в обоснование какого-то особого политического курса. Тонко сбалансированная система разделения властей применительно к сфере внешней политики отдает некоторое предпочтение исполнительной власти. Этот дисбаланс становится еще более очевидным, если речь идет об эмоционально окрашенной проблеме и сам президент непосредственно включается в процесс обработки общественного мнения.
Отчасти так и должно быть. Президент является тем институтом, который определяет национальные интересы в неспокойном мире. Конгрессу бесполезно пытаться выработать основы внешней политики США, учитывая противоречивые интересы различных этнических и коммерческих групп. Только исполнительная власть, бюрократически организованная и подчиненная президенту, может это сделать. И она должна делать это в интересах национальной безопасности.
Однако для того, чтобы такая политика имела поддержку в обществе и соответствовала основополагающим демократическим ценностям, необходимо участие в этом
256
процессе Конгресса. Иначе американская политика обретет откровенно грубый имперский облик. Поэтому все более актуальным становится вопрос повышения роли Конгресса в процессе формирования, а не только последующего рассмотрения политики, чтобы его функции не сводились лишь к автоматическому утверждению неожиданно представленных ему стратегических решений.
Именно так и случилось, когда в 2002 году Конгресс США решил предоставить президенту полную свободу в отношении военных действий против Ирака — с мандатом или без мандата ООН - и без обязательного последующего одобрения этих действий Конгрессом. Лидеры Конгресса не справились с неожиданно возникшей ситуацией, в то время как президент вел весьма эмоциональную общественную кампанию, связав вопрос о терроризме с отказом иракского режима подчиниться ряду принятых ранее резолюций ООН, обвинявших его в обладании оружием массовог&уничтожения. Но каковы бы ни были аргументы, итог - отказ Конгресса от своего конституционного права объявлять войну - продемонстрировал масштабы, до которых требования и динамика гегемонистской власти изменили тонко отлаженное конституционное равновесие двух главных ветвей власти, определяющих политику.
Эта тенденция является неизбежным следствием глобальной роли Америки, и ее трудно сгладить. Проблема усугубляется также отсутствием в госаппарате США центрального органа стратегического планирования, который бы вел постоянный диалог с соответствующими лидерами Конгресса. Бюро по планированию политики в Госдепартаменте вполне оправданно занимается в основном вопросами дипломатии, которые он склонен рассматривать как главную составляющую внешней политики. Министерство обороны имеет свой внушительный механизм планирования, но результаты его деятельности неизбежно сильно милитаризированы. Совет национальной безопасности в Белом доме пытается интегрировать мнения военных и дипломатов, но его главная ответственность связана с оперативной координацией политики. У него не хватает времени и ресурсов для систематического
257
стратегического планирования, и его ориентация, безусловно, отражает влияние политических интересов президента. Результаты этого довольно спонтанного процесса в конечном счете и составляют политику президента, которую Конгресс может поддержать или не поддержать.
Положение может быть улучшено путем установления более строгого порядка официальных консультаций с руководством комитетов Конгресса, занимающихся вопросами внешней политики, и создания четко структурированного органа глобального планирования в аппарате Совета национальной безопасности. Авторитетная и хорошо известная группа стратегического планирования в Белом доме, возглавляемая ответственным представителем, на которого замыкались бы ответственные за планирование в Госдепартаменте и Министерстве обороны, могла бы служить форумом для периодических консультаций с соответствующими лидерами Конгресса в отношении долгосрочных планов, возникающих новых проблем и необходимых инициатив. Это могло бы в какой-то мере снизить существующий риск того, что осуществление полуимперской власти может постепенно выйти из-под демократического общественного контроля.
После 11 сентября этот риск возрос. Упреждающий характер решения администрации о войне против Ирака, принятого в середине 2002 года, показал, насколько возникновение угрозы глобального масштаба в виде международного терроризма подстегнуло ее стремление принимать далеко идущие стратегические решения узким кругом лиц, подлинные мотивы которых скрыты от общественности. Личные причины, особые групповые интересы и политический расчет, публично оправдываемые драматической, но подчас демагогической риторикой, привели к появлению скрытого, но существенного политического крена, чреватого серьезными международными последствиями. Неожиданное и почти одновременное появление новой стратегической доктрины «превентивной войны», противоречащей проверенным временем международным конвенциям, лишь укрепило подозрения, что находящаяся в осаде гегемонистская бюрократия, отягощенная проблемами внутренней безопасности,
258
не может быть совместима с открытым и демократическим процессом выработки внешней политики11.
После 11 сентября взаимодействие глобальной гегемонии и внутренней демократической реальности вызывает особую обеспокоенность. Сердцевину американской демократии составляют гражданские права американцев. События 11 сентября запустили цепь событий, когда исполнительная и законодательная власти в чрезвычайном порядке должны были реагировать на воображаемую угрозу, а также на вполне реальную тревогу общества. Но действия в отношении первого лишь усугубляли второе. Возникшей угрозе было не просто дать точное определение, но она представлялась столь серьезной, что было трудно соблюсти баланс между предусмотрительностью и паникой. И хотя такого намерения не было, возник определенный риск нарушения гражданских прав.
Положение осложнялось весьма эмоциональной риторикой высокопоставленных деятелей, кричавших о возникшей угрозе12, и опасениями бюрократов, что повторение инцидента подобного тому, что произошел 11 сентября, может сделать их мишенью для обвинений в некомпетентности. Периодически объявлявшаяся национальная тревога в связи с совершенно неконкретными угрозами лишь нагнетала обстановку, в которой забота о личной безопасности перевешивала традицию соблюдения гражданских прав. В истории Америки это уже случалось. Принятие в 1878 году во время конфликта с Францией Закона об иностранцах и подстрекательстве к мятежу, приостановление действия положений акта «Хабеас корпус» в период Гражданской войны, принятие в 1918 году Закона о шпионаже, гонения на радикалов и пацифистов во время Первой и Второй мировых войн, интернирование около 120 тысяч японцев и прочих иностранцев - это такие моменты в истории, которыми Америка не может гордиться. Хотя эти меры и пользовались поддержкой общества, их в конечном счете рассматривали как чрезмерные.
Нынешняя реакция на события 11 сентября может оказаться более стойкой в связи с вызовами, которые ставит перед Америкой ее новая глобальная роль. Даже если бы Америка после 11 сентября использовала свою
259
мощь с большим учетом мирового общественного мнения, сам факт американской гегемонии неизбежно должен был вызывать недовольство, а затем и сопротивление, и, как следствие этого, усилить сознание грозящей американцам опасности. Таким образом, ужесточение режима безопасности становится долгосрочной реальностью, а вытекающий из этого риск для гражданских прав американцев не просто преходящим явлением.
Результатом принятия в 2001 году, после событий 11 сентября (под сильным давлением президента), закона - Акта об усилении и объединении Америки средствами, необходимыми для борьбы с терроризмом (Patriot Act) - стало ограничение юрисдикции судов по таким важным вопросам, как негласное прослушивание, ущемление привилегированного характера отношений между адвокатом и клиентом, расширение доступа правительственных органов к частной информации, касающейся медицинских вопросов, кредитной истории и путешествий, - все во имя национальной безопасности. Этот Акт также расширил полномочия правительственных органов в области негласного наблюдения, понизив требования, необходимые для получения санкций на эти меры. Хочется надеяться, что некоторые из принятых после 11 сентября мер по борьбе с терроризмом окажутся временными, как это случалось с другими крайностями в американской истории. Закон о патриотизме предусматривает некоторые предельные сроки действия отдельных его статей, требуя нового голосования по нему каждые четыре года, в противном случае они автоматически теряют силу.
Тем не менее наметилась четкая тенденция ограничения гражданских прав, особенно в отношении проживающих в США иностранцев, не являющихся американскими гражданами. Сейчас министру юстиции достаточно прийти к выводу, что у него есть «разумные основания считать», что подозреваемый «занимается деятельностью, создающей угрозу Соединенным Штатам», и этого подозреваемого можно арестовать на неопределенный срок. Более того, исполнительная власть установила правила, позволяющие на длительный срок задерживать лиц, не
260
являющихся гражданами США, даже если иммиграционный судья принял решение об их освобождении. Она также создала военные трибуналы для рассмотрения дел иностранцев без права обжалования приговоров в гражданских судах. Дополнительные предложения в этом плане включали расширение одностороннего и произвольного доступа правительственных ведомств к частной электронной почте и коммерческим базам данных, всем этим сужая сферу частной жизни граждан, особенно иностранцев13.
Учитывая взбудораженность политической атмосферы после 11 сентября, некоторые крайности и даже нарушения законов были неизбежны. Основной удар пришелся на проживающих в США иностранных граждан; некоторые из них были подвергнуты произвольным арестам и продолжительное время содержались в заключении без предъявления обвинений, в то время как других просто выдворили в административном порядке (в некоторых случаях после продолжительного периода проживания в Америке) без учета их прав, интересов семьи или материального положения. Предвзятые и унизительные иммиграционные процедуры были навязаны представителям некоторых национальностей, пытавшихся посетить Соединенные Штаты.
Эти перегибы нельзя сравнивать с тем, что было на более ранних стадиях американской социальной истерии. Тем не менее они способствуют дискредитации имиджа Америки и дают пищу для зарубежных критиков, всегда ищущих повод для клеветы на демократический строй этой страны. Если эти представления получат широкое распространение, они усилят чувство враждебности к Соединенным Штатам. Даже друзья Америки задаются вопросом: не затмевает ли ее гегемонистская роль, особенно после 11 сентября, внутренние демократические устои?
Более долгосрочная проблема заключается в том, не приведет ли вполне понятная, острая реакция США после 11 сентября к пересмотру традиционного, очень тонкого баланса между индивидуальными свободами и национальной безопасностью. Подобный фундаментальный пересмотр, особенно в сочетании с современными
261
техническими возможностями в области безопасности, может со временем превратить США в некий изолированный, сосредоточенный на собственной безопасности ксенофобский гибрид демократии и автократии, может быть, даже с признаками государства-крепости14.
Уже существуют два государства, которые, возможно, являются провозвестниками такого будущего: Израиль и Сингапур. Оба, в принципе, являются демократиями, но в обоих есть сильные автократические элементы, обусловленные требованиями безопасности и ставшие возможными в силу имеющегося в этих странах интеллектуального и технологического потенциала. В каждом из них используются весьма изощренные методы для защиты собственного населения от внешних угроз, дающие государству возможность быстро реагировать на такие угрозы. А гражданские права их жителей в какой-то мере ограничиваются, особенно это касается 1,2 миллиона израильских граждан палестинской национальности и в еще большей степени палестинцев на оккупированных Израилем территориях.
Учитывая уязвимость к террористическим нападениям, Израилю ничего не оставалось, как пойти по пути создания государства-крепости. Для наблюдения за подозрительной активностью используются самые последние достижения техники, доступ в общественные (в том числе правительственные) учреждения тщательно контролируется, граждане и транспортные средства подвергаются обыскам и многие жители в целях обороны носят оружие. Видеонаблюдение, радиационный и биологический мониторинг, электронные и инфракрасные системы выявления даже надувных резиновых плотов вдоль побережья, оснащенные сложными техническими устройствами зоны вокруг важных промышленных и инфраструктурных объектов, личные идентификационные карты, упреждающее разведывательное проникновение во враждебные группы и жесткая техника допросов задержанных - все это помогает предвидеть и предотвращать большую часть террористических актов.
Географическое положение Израиля несравненно более уязвимо, чем положение Соединенных Штатов, но
262
у американцев более низкий порог терпимости к террористическим нападениям. Кроме того, обеспечение внутренней безопасности США осложняется вследствие одновременной вовлеченности Америки в различные национальные, этнические и религиозные конфликты в мире, каждый из которых может вызывать враждебную реакцию. Вероятность этого возрастает, если Америка будет использовать свою глобальную мощь в одностороннем порядке, без коллективного одобрения и, следовательно, без глобальной легитимности. Таким образом, всеобщая враждебность в мире может представлять такую же угрозу для США, какой региональная враждебность оказалась для Израиля.
В более отдаленном будущем помимо непосредственных проблем обеспечения безопасности следует ожидать возникновения совершенно новой дилеммы. Она связана с возможностью возникновения действительно широкой дифференциации условий жизни людей. В нынешнем веке достижения науки в таких областях, как геномное профилирование, биомедицинская инженерия и генетическое модифицирование, могут не только существенно продлить продолжительность жизни человека, но и решительно улучшить условия его жизни и даже интеллектуальные качества. Более богатые страны и их более богатые граждане станут первыми, кто воспользуется этими новыми возможностями. Страны и люди победнее будут следовать за ними, если это вообще когда-либо произойдет. Америка, как самая богатая и социально продвинутая страна, скорее всего, окажется среди тех, где преимущества передовой человеческой инженерии будут использоваться в социально значимых масштабах. Для тех, кто будет в состоянии себе это позволить, перспектива экстраординарного улучшения личного здоровья, продления жизни и расширения интеллекта и (на более тривиальном уровне) улучшения внешности станет искушением, перед которым трудно устоять.
В результате существующие в глобальном масштабе проявления неравенства будут обостряться и приобретать все более явные и потенциально опасные политические черты. Такое развитие событий может стать вызовом
263
Америке как ведущей демократии мира и даже самому понятию демократии.
В глобальной реакции на любое проявление новых форм неравенства людей, без сомнения, будет использоваться и дальше углубляться существующее недовольство более привычными формами неравенства. По мере увеличения разрыва в условиях жизни различных народов правительства более бедных стран будут испытывать все большее давление в плане проведения политики, направленной на устранение нового неравенства и выхода на какие-то альтернативные концепции глобального развития. И здесь антиглобалистское контркредо приобретет дополнительную и исключительно мощную привлекательность. Как показал опыт марксизма в XX веке, массовое недовольство проявлениями социального неравенства особенно поддается потенциальной мобилизации, если оно фокусируется на ненависти. В условиях, когда контридеологи представляют американское государство связанным с жестким курсом глобализации как его универсальной доктрины, антиамериканизм получает дополнительную легитимность.
Потенциальное появление нового неравенства в условиях жизни людей будет иметь важные последствия не только для американской гегемонии, но и для американской демократии. Когда в августе 2001 года президент Буш объявил, что правительство США не будет поддерживать прямой запрет на исследования в области изучения стволовых клеток — за такой запрет весьма принципиально высказывались его консервативные сторонники, - он сделал заявление исторической важности. Фактически он признал неизбежность наступления новой эры в эволюции человека. Это решение символизировало вынужденное согласие человечества с развертывающейся революцией в области человеческого бытия, движимой растущим научным потенциалом, который со временем может по-новому определить значение и даже суть человеческой жизни. Куда это в конечном счете приведет человечество - никто пока сказать не может, но мы знаем, что открылись двери, которые через десятилетия могут серьезно изменить самого человека.
264
Поэтому существует серьезный риск, что по мере продвижения вперед XXI века революция в биотехнологии поставит перед нами целый ряд совершенно неожиданных психологических, интеллектуальных и религиозно-философских дилемм. Это будет очень серьезный вызов традиционным великим религиям, так же как и традиционным демократическим принципам.
В плане демократии могут возникнуть новые вопросы в отношении политического определения самого человеческого существа. Традиционная связь политической свободы и политического равенства - основополагающая правовая концепция, на которой строится демократия, -была выведена из идеи о том, что «все люди созданы равными», и убежденности в том, что процесс развития человека по своей сути эгалитарен. Но выборочное улучшение человека путем манипуляции кодом, определяющим человеческие параметры и возможности, может поставить эту идею под сомнение, а вслед за этим и все основанные на ней политические и правовые конструкции. Что останется от аксиомы о равенстве, если интеллектуальные и даже моральные качества некоторых индивидуумов будут многократно искусственно усилены по сравнению с тем, чем наделены другие?
Существует опасность, что некоторые государства будут испытывать искушение проводить курс на улучшение человеческой породы как государственную политику. В прошлом эгоцентричное представление о врожденном превосходстве некоторых народов служило оправданием для колониальной эксплуатации, рабства и — в самом экстремальном случае - для чудовищной расовой доктрины нацизма. Что если подобное превосходство не останется простым самообольщением, а станет реальностью? Ощутимые различия в интеллекте, здоровье и продолжительности жизни между различными народами могут бросить вызов единству человечества, которое, как говорят, должна укреплять глобализация, и демократии, которую Америка хочет распространять.
Следует еще раз повторить, что появление такого рода нового неравенства людей, по всей видимости, будет процессом медленным, и он может контролироваться и
265
ограничиваться по многим аспектам. Лучшее понимание этой проблемы обществом может само по себе заставить более глубоко задуматься над будущим человечества и приглушить демагогию относительно существующей в настоящее время угрозы. У американцев еще есть время подумать более серьезно, чем они это делали раньше, о сложной и хрупкой взаимосвязи между традиционными демократическими ценностями и требованиями национальной безопасности и о влиянии научной революции на использование Америкой своей новой глобальной гегемонии. Однако они уже больше не могут позволить себе роскоши совсем не думать об этом.

Ви переглядаєте статтю (реферат): «Гегемония и демократия» з дисципліни «Світове панування або глобальне лідерство»

Заказать диплом курсовую реферат
Реферати та публікації на інші теми: Подвоєння та подовження приголосних
ОСНОВИ ОРГАНІЗАЦІЇ ТА СПЕЦИФІКА ДІЯЛЬНОСТІ ОКРЕМИХ ВИДІВ КОМЕРЦІЙ...
Технологічний процес виготовлення ДСП
ОСНОВНІ ПРИНЦИПИ ТА ЕТАПИ ФУНКЦІОНАЛЬНО-ВАРТІСНОГО АНАЛІЗУ
Магнитная гора


Категорія: Світове панування або глобальне лідерство | Додав: koljan (01.06.2013)
Переглядів: 646 | Рейтинг: 0.0/0
Всього коментарів: 0
Додавати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі.
[ Реєстрація | Вхід ]

Онлайн замовлення

Заказать диплом курсовую реферат

Інші проекти




Діяльність здійснюється на основі свідоцтва про держреєстрацію ФОП